Библиотека в кармане -русские авторы

         

Аббасзаде Гусейн - Цветы Полевые


Гусейн Аббасзаде
ЦВЕТЫ ПОЛЕВЫЕ
Пучок полевых цветов продержался у меня несколько дней. Не раз медсестра
меняла по моей просьбе воду в баночке, чтоб не увяли,- я бы сохранил их
дольше, но что поделать, цветы не вечны. Очень дороги были они для меня. И
хотя немало утекло воды с того далекого дня, они все еще стоят перед глазами,
и я поныне вижу их краски и слышу их аромат. И душа хранит память о них.
...Было раннее утро.
Нас всполошил и разбудил грохот пальбы. В купе нас было четверо раненых
офицеров - двое расположились на верхних полках, двое - на нижних. Все четверо
вскинули головы и ошарашено переглянулись.
- Что за пальба?
- Что-то стряслось...
- Да, попусту палить не станут.
- Добром бы обернулось...
Наш санитарный поезд стоял на станции Кавказская. Вагоны были битком
набиты ранеными. Поезд шел из Германии. Нас везли в госпиталь-стационар; по
слухам, в какой-то курортный город.
Вдруг  за окнами прокатилось неистовое, ликующее:
- Победа!.. Поб-е-еда!
- Братцы, война кончилась!
- Поздравляем!
- Ура-а-а!
Лежавший на верхней полке капитан Сарвар Аскеров, перегнувшись, подобрал
шторку на окне, окинул взглядом вокзал:
- Все обнимаются... целуются... Похоже, и впрямь победа...
Забежала медсестра:
- Ребята, не волнуйтесь. Это наши палят, свои! С победой вас!
У всех на глаза навернулись слезы. Четыре года мы ждали этого дня, и нам
все еще не верилось, что он наступил, что пушки умолкнут, не будут рваться
снаряды, не будут рушиться города, не будет раненых и убитых.
Вскоре привокзальная площадь кипела от народа. Запела гармонь, послышались
песни. Люди заполонили перрон, окрестные улицы. Веселились, плясали, смеялись
и плакали.
Как было усидеть в вагоне?
Легкораненые, накинув халаты, вышли на перрон и присоединились к пляшущим
и поющим. Вышел и Сарвар - он горел в танке, рука была опалена, но ноги целы.
Вышли и двое других офицеров - у одного было пулевое ранение в плечо, у
другого - в бедро. Я остался в купе один, загипсованный но пояс.
Как я завидовал своим товарищам! Ну, хоть бы приподняться, хоть бы
выглянуть в окно, полюбоваться на толпу ликующих, на торжествующий народ!
Но ведь и я живой, черт возьми!
Что греха таить, бывали за эти четыре года минуты, когда казалось - конец,
не выжить, не дожить... Победа казалась несбыточным сном... Но, слава богу,
эти минуты затмения надежды позади, надежда сбылась.
Настал долгожданный праздник. Я дожил до него, раненый-перераненый,
какой-никакой, а живой. Я увижу родной Баку, наш дом, маму, сестру... Мама
проводила троих сыновей на фронт... Вернусь только я один. Хорошо, хоть один
сын вернется, хоть один... Бедная мама...
Все дрогнуло во мне, все перемешалось, радость и горечь. Комок подкатил к
горлу. И я заплакал. Как мальчишка, навзрыд. Никогда я так не плакал - ни до,
ни после этого.
В коридоре вагона поднялся шум, топот. Станционный народ вломился в вагоны
- поздравить тяжелораненых. В наше купе вошла седая старушка с курносым
мальчуганом лет шести-семи с пшеничными волосами. У малыша в ручонке - свежие
полевые цветы. Он, видно, плакал и прятал лицо, уткнувшись в протянутый букет.
Душистые лепестки осушили мои ресницы.
- Поздравляю, сынок, с победой,- проговорила старушка, поцеловала меня,
как родного, извлекла из корзины вареного цыпленка, пасхальные крашеные яйца и
кулич.- Бери, ешь... Ты ведь, наверно, крови-то потерял сколько. Подкрепиться
надо... Слава богу, пришел конец мукам и слезам нашим... Не сиротить уже войне
людей...- Она по





Содержание раздела