Библиотека в кармане -русские авторы

         

Абрамкин Антон - Ваша Муть !


Антон Абрамкин
Ваша муть!
Фантаст Голованенко устал. У него сегодня был поистине трудный день. Но
сейчас уже вечер. Можно спокойно развалиться в любимом кресле, сложить
ноги на табуретку и почитать свежую газету в ожидании ужина, который
готовит на кухне любимая жена.
А вот, кстати, и она. Просунула кудрявую головку в дверь и радостно
улыбается.
- Милый, все уже готово. Мой руки и садись за стол.
Писатель, любимый всей страной, аккуратно сложил газету, снял с носа
очки и направился в ванную. Усевшись за стол вопросительно взглянул на
жену.
- Сегодня у нас совершенно необычное блюдо. Голубцы из василиска. По
телевизору сказали, что их мясо гораздо лучше куриного на вкус, легче
усваивается и содержит множество полезных веществ.
Что ж, очень даже неплохо. Голованенко читал в газете о том, как
полезна василисятина и что это исконно российский продукт, поставляемый на
рынок компанией "Муромец, Попович, Никитич и Ко.".
- А капуста, - продолжала жена порхая по кухне, - только с полей
общественного хозяйства "Деметра", два пятьдесят килограмм.
Что-то она слишком часто стала намекать на рождение новых детей,
подумал Голованенко, вчера аист в яблоках, сегодня капуста из-под
младенцев. Нет уж, хватит мне одного урода. Только у него мелькнула эта
мысль, как из гостиной донесся звук бьющейся посуды. Жена на мгновение
замерла, а Голованенко сразу же бросился в комнату.
Его несчастливое дитя, его первый блин комом, стоял посередине комнаты
и виновато ковырял пол носком потертой сандалии. Около венгерской стенки
веером голубого фарфора лежала разбитая тарелка.
Мой мейсенский фарфор, с тоской взвыл про себя любимец муз.
- Твой мейсенский фарфор! - вздохнула с ужасом жена из-за спины, и уже
с упреком сыну, - Петруша, что же ты!
Ребенок скорчил кислое лицо, готовясь заплакать и виновато прижал
зеленые уши к макушке.
- Я только хотел ее полевитировать, - хнычущим тоном проныл он, - а она
упа-а-ала!
Посмотрев на жену, которая взглядом пыталась убедить мужа не наказывать
невинное дитя, потом на сына, пытавшегося телепатически сделать то же
самое, Голованенко тихо пробормотал:
- Вашу мать, - и, сорвав с вешалки шляпу, вышел на лестницу. Только бы
подальше отсюда, думал он остервенело давя на кнопку вызова лифта, это же
безумие какое-то, а не дом. Лифт наконец-то поднялся и попытался
услужливо, как он всегда это делал, раздвинуть свои двери. В этот раз не
получилось.
Внешние створки недолго поскрежетали, бесполезно пытаясь раздвинуться,
потом лифт крякнул и сломался.
- Мать вашу, - в сердцах выругался несчастный Голованенко. Спускаясь по
лестнице он беспрестанно про себя клял всех хулиганов, запирающих лифты
печатью Соломона, бессовестных спекулянтов, продающих печати с истекшим
сроком годности, милицию, которая не следит за спекулянтами и хулиганами.
Когда он уже начал придумывать для всех них подходящие ругательные
слова, лестница закончилась, приведя члена всероссийского союза писателей
к двери на улицу. Обычно интеллигентный, Голованенко ударом ноги распахнул
ее и вышел в теплую августовскую ночь.
На скамейке перед парадной расположились два грязных гнома-бомжа. Между
ними на вчерашних "Санкт-Петербургских Ведомостях" находились: бутылка
водки емкостью 0,5 литра, четыре конфеты "Кара-Кум", два замызганных
пластиковых стаканчика и двуручный топор, грозный и красивый, как все
оружие вышедшее из-под гномьих молотков.
- О, - радостно воскликнул один из гномов. В его лице было что-то
знакомое, но что, Г





Содержание раздела