Абрамов Федор Александрович - Вокруг Да Около
Федор А.Абрамов
ВОКРУГ ДА ОКОЛО
Памяти брата Михаила,
рядового колхозника
Первый звонок:
- Ананий Егорович? Привет, привет. Ну чем порадуешь? Активность,
говоришь, большая? Все на пожни выехали? Хорошо, хорошо. А как с силосом?
Разворачиваешься? Давай, давай.
Второй звонок:
- Силоса в сводке не вижу. Твой колхоз весь район назад тянет. Что?
Погода сухая-на сено нажимаешь?
Нажимай, нажимай. Но имей в виду: за недооценку сочных кормов райком по
головке не погладит. Уж комукому, а тебе-то эту политграмоту надо бы знать.
Да, районную политграмоту он знает (слава богу, тридцать лет без мала
тянул лямку районщика!): силос по сводке не должен отставать от сена. Но,
черт побери, положено или нет хоть изредка и колхозникам шевелить мозгами?
А колхозники на общем собрании решили: с силосом пообождать. Силос и в
сырую погоду взять можно, а сено не возьмешь.
Третий звонок:
- Товарищ Мьюовский? (Обращение, не предвещающее ничего доброго.) Как
прикажешь расценивать твое упрямство? Саботаж? Или головотяпское
непонимание основной хозяйственной задачи?
- Да в конце-то концов, - не выдержал Ананий Егорович, - кто в колхозе
хозяин? Партия предоставила свободу колхозам, а вы опять пилки в колеса...
И вот решение:
"1. За политическую недооценку силоса как основы кормовой базы
колхозного животноводства председателю колхоза "Новая жизнь" коммунисту т.
Мысовскому А. Е. объявить строгий выговор.
2. Обязать т. Мысовского в пятидневный срок ликвидировать нетерпимое
отставание колхоза "Новая жизнь" с заготовкой сочных кормов".
I
"Хлип-чав, хлип-чав, хлип-чав..."
Это под ногами, а сверху все льет и льет. И так две недели подряд.
У Анания Егоровича болели зубы, и он шел, подняв воротник плаща и
держась рукой за правую щеку. Клавдия Нехорошкова, бригадир зареченской
бригады, шагала впереди. Длинный, забрызганный грязью дождевик колом стоял
на ней.
У озерины они остановились.
- Значит, так, - сказал Ананий Егорович, повторяя то, что говорил ей с
полчаса назад в конторе, - переправишь за реку трактор и силос вози
трактором.
- Понятно, - сказала Клавдия низким, простуженным голосом.
Она вытерла ладонью красное белобровое лицо, шумно, как лошадь,
отряхнулась и пошла направо, в обход озерины, туда, где дорога сворачивала
на перевоз.
Ананий Егорович стал искать брод.
И вот он стоит на лугу. Стоит как на пытке. Глухо шуршит, стекая по
плащу, дождь, мокнет затекшая рука, прижатая к щеке, а кругом, куда ни
глянешь, - сенная погибель. Сорок пять гектаров сена гниет па лугах под
деревней да еще восемьдесят-по дальним речкам.
Он перевернул сапогом сенной пласт - тяжелый бражный дух, прель навоза,
- посмотрел па небо. Ни единого просвета не было в низких, набухших водой
облаках.
Да, еще дня два-и прощай сено. Полный разор колхозу...
Нет, он не оправдывал себя. Это он, он отдал распоряжение снять людей с
сенокоса, когда еще стояла сухая погода. А надо было стоять на своем. Надо
было ехать в город, в межрайонное управление, драться за правдуне один же
райком стоит над тобой! Но, с другой стороны, и колхознички хороши. Они-то
о чем думают? Раз с сеном завалились, казалось бы, ясно: жми вовсю на
силос-погода тут ни при чем. Так нет, уперлись, как тупые бараны, хоть на
веревке тащи. Вот и сегодня на поле, с которого возили горох (он давно,
еще с горы, заметил это), мокнут одни доярки.
- Ананий Егорович! Анапий Егорович! - разноголосо закричали доярки,
заметив его.
Он помахал им рукой, прибавил шагу. На сердце у него немно
