Абрамов Сергей - Карта Командира Миенга
Сергей Абрамов
Карта командира Миенга
Костров открыл глаза и увидел ящерицу. Серо-лиловая, с темными потеками на
спине, с длинным изогнутым хвостом, она казалась игрушкой, приклеенной кем-то
к потолку. Костров поцокал языком, и ящерица ожила, дернула плоской змеиной
головкой, метнулась в сторону и снова замерла, уверенная в своей
недосягаемости. Поначалу Костров пытался поймать хотя бы одну, подержать на
ладони, придумывал всякие хитрости: гасил свет, потом зажигал внезапно
лампочку, стремительно выбрасывал руку - черта с два! Не успевал,
промахивался, ящерка опережала его, лилась по стене, как струйка, бесшумно и
неуловимо. Привык он к ним за два года и не пытался ловить, потеряв интерес,
хотя и присочинял в Москве о том, как замечательно их ловит: безумно трудно,
почти невозможно, а вот он приноровился. Смешно это было и глупо, конечно, но
ведь надо что-то рассказать о таинственном государстве миллиона слонов.
Войдя во вкус, Костров охотно делился выдуманными переживаниями от
негаданных встреч со змеями (ядовитыми, какие могут быть сомнения?) на узкой
тропе в джунглях. И желтые глаза "мраморной" пантеры описывал, и неслышный
полет пружинного тела болотной рыси (слушайте! слушайте!). И посмеивался сам
над собой, над фантазией своей, потому что за те неполных два года, что он
пробыл в Лаосе, не встречал ни рыси, ни пантеры, а большую змею видел лишь
раз: ползла через тропку в джунглях, тяжко тащила по мокрой траве толстый
черно-желтый хвост, переливалась через тропу, и Костров даже не успел
испугаться: просто замер на миг, остолбенел, а она уже исчезла.
Но Костров был журналистом, корреспондентом большой газеты, ездил по всей
стране - от Долины Кувшинов до плато Воловен, любил Лаос, знал лаосский язык и
даже ухитрялся усваивать тонкости в наречиях народностей лао-лум и лао-сунг. А
какой истинный журналист не поддастся искушению сочинить пару-тройку
захватывающих историй и при этом как бы вскользь не представить и себя этаким
героем-удальцом, покорителем джунглей, первопроходцем.
Он опять поцокал ящерке, но та не испугалась, осталась на прежнем месте, и
Костров встал, пошлепал босиком на кухню варить кофе. День предстоял
суматошный, хлопотный, одной езды километров триста, стоило поторопиться.
Позавтракал наскоро, вывел машину из гаража, порулил к шоссе. У выезда на
шоссе его остановил патруль. Сосредоточенно-важный паренек в выгоревшей
зеленой форме Патет-Лао, с автоматом на спине долго и придирчиво рассматривал
документы Кострова, сличал фотографию с оригиналом, поверил все-таки, что
Костров на ней запечатлен, Костров и - никто иной, вернул паспорт с некоторым
сожалением.
- Что случилось? - поинтересовался Костров.
- Враги,- боец был предельно лаконичен.
- Опять?
- Они не унимаются, - и расщедрился на целую фразу. - Будьте осторожны.
- Попробую, - пообещал Костров, тронул "рено", помахал солдату из окна.
Опять десант с той стороны Меконга. Второй за последний месяц. Костров,
признаться, не видел сам ни одного десантника, но слухи о них ползли по
Вьентьяну, пугали горожан: что-то будет? Не подпасть бы в переделку!.. Тихий и
сонный Вьентьян и во время войны-то не знал, что такое бомбардировки, горящий
напалм или пулеметная очередь с самолета - шесть тысяч пуль в минуту. Все это
было, было когда-то (слышали - как же!), но очень далеко от столицы, где-то на
севере. Грохот войны в те годы почти не доходил до Вьентьяна: до его
магазинчиков с ласковыми и льстивыми продавцами, до полутемных я т
