Алексиевич Светлана - Последние Свидетели
СВЕТЛАНА АЛЕКСИЕВИЧ
ПОСЛЕДНИЕ СВИДЕТЕЛИ
(СОЛО ДЛЯ ДЕТСКОГО ГОЛОСА)
Послесловие
вместо предисловия
... одна цитата
"Во время Великой Отечественной войны (1941-1945 годы) - погибли
миллионы советских детей... Русские, беларусы, украинцы, евреи, татары,
латыши, цыгане, казахи, узбеки, армяне, таджики..."
(Журнал "Дружба народов", No 5, 1985 г.).
... и один вопрос русского классика
Когда-то великий Достоевский поставил вопрос: а найдется ли оправдание
миру, нашему счастью и даже вечной гармонии, если во имя этого, для
прочности фундамента, будет пролита хотя бы одна слезинка невинного ребенка?
И сам ответил - слезинка эта не оправдает ни один прогресс, ни одну
революцию. Ни одну войну. Она всегда перевесит.
Всего одна слезинка...
"Он оглянуться боялся..."
Женя Белькевич - 6 лет.
Сейчас - рабочая.
Я запомнила... Я была совсем маленькая, но я все запомнила...
Июнь сорок первого года...
Последнее, что я запомнила из мирной жизни - сказку, мама читала ее на
ночь. Мою любимую - о Золотой рыбке. Я всегда у Золотой рыбки тоже
что-нибудь просила: "Золотая рыбка... Миленькая золотая рыбка..." И
сестричка просила. Она просила по-другому: "По щучьему велению, по моему
хотению..." Хотели, чтобы мы поехали на лето к бабушке, и чтобы папа с нами
поехал. Он такой веселый...
Утром проснулась от страха... От каких-то незнакомых звуков...
Мама с папой думали, что мы спим, а я лежала рядом с сестричкой и
притворялась, что сплю. Видела: папа долго целовал маму, целовал лицо, руки,
а я удивлялась, что никогда раньше он так ее не целовал. Во двор они вышли,
держась за руки, я подскочила к окну - мама повисла у папы на шее и не
отпускала его. Он оторвал ее от себя и побежал, она догнала и снова не
пускает и что-то кричит. Тогда я тоже закричала: "Папа! Папа!"
Проснулись сестричка и братик Вася, сестричка смотрит, что я плачу, и
она закричала: "Папа!" Выскочили мы все на крыльцо: "Папа!!" Отец увидел нас
и, как сейчас помню, закрыл голову руками и пошел, даже побежал. Он
оглянуться боялся...
Солнце светило мне в лицо. Так тепло... И теперь не верится, что мой
отец в то утро уходил на войну. Я была совсем маленькая, но мне кажется, я
сознавала, что вижу его в последний раз. Больше никогда не встречу. Я была
совсем... Совсем маленькая...
Так и связалось у меня в памяти, что война - это когда нет папы...
А потом помню: черное небо и черный самолет. Возле шоссе лежит наша
мама с раскинутыми руками. Мы просим ее встать, а она не встает. Не
поднимается. Солдаты завернули маму в плащ-палатку и похоронили в песке, на
этом же месте. Мы кричали и просили: "Не закапывайте нашу мамку в ямку. Она
проснется, и мы пойдем дальше". По песку ползали какие-то большие жуки... Я
не могла представить, как мама будет жить под землей с ними. Как мы ее потом
найдем, как мы встретимся? Кто напишет нашему папе?
Кто-то из солдат спрашивал меня: "Девочка, как тебя зовут?" А я
забыла... "Девочка, а как твоя фамилия? Как зовут твою маму?" Я не
помнила... Мы сидели возле маминого бугорка до ночи, пока нас не подобрали и
не посадили на телегу. Полная телега детей. Вез нас какой-то старик, собирал
всех по дороге. Приехали в чужую деревню, и разобрали нас по хатам чужие
люди.
Я долго не разговаривала. Только смотрела.
Потом помню - лето. Яркое лето. Чужая женщина гладит меня по голове. Я
начинаю плакать. И начинаю говорить... Рассказывать о маме и папе. Как папа
бежал от нас и даже не оглянулся... Как мама лежала... Как ползали жуки по
пе
