Альтов Генрих - Скучный Капитан
Генрих Саулович Альтов
Скучный капитан
Кравцов подарил мне пять шаровых молний. Две из них сохранились у меня до
сих пор. Одна - размером с апельсин, излучающая мягкий сиреневый свет, - висит
в прихожей. Я думаю, эта молния просуществует еще с полгода. У нее, как скачал
бы Кравцов, очень милый и спокойный характер. Другая молния не больше грецкого
ореха. Она лимонно-желтого цвета, но иногда становится красной и жужжит. Еe
никак нельзя удержать на одном месте, она стремится проникнуть в самые
неподходящие уголки. Однажды она оказалась в кармане моего плаща. Я обнаружил
это только на улице. Теперь я держу эту молнию в цветочной вазе, прикрытой
сверху двумя толстыми книгами. Из вазы ей уж не выбраться!
Впрочем, я зря заговорил о молниях. Рассказ о Кравцове надо начинать с его
спасения.
Это было год назад, осенью. Аварийно-спасательное судно "Гром", на котором
я служил старшиной водолазов, стояло на бакинском рейде. Сигнал бедствия мы
приняли в полночь, в самый разгар шторма. Надо сказать, бакинская бухта словно
нарочно предназначена для пережидания штормов. Представьте себе подкову, у
открытого конца которой расположен двугривенный. Так вот, подкова - бакинская
бухта, а двугривенный - остров Наргин. Вся ярость шторма разбивается об этот
небольшой островок, лежащий у входа в бухту. Конечно, в шторм и по бухте ходят
волны, но это уже ее страшно.
Однако в ту ночь даже в бухте творилось нечто невообразимое. Ветер то и
дело менял направление, налетал рывками, словно примеривался, как одолеть
суденышко. Видимость была отвратительная. Над волнами носилась густая водяная
пыль. Огни города, обычно яркие и ясные, заволокло дымкой. Над морем поднялось
расплывчатое красноватое зловещее зарево.
Как я уже сказал, сигналы бедствия мы приняли в полночь. Капитан запросил
аварийно-спасательное управление и - чтобы не терять времени -приказал
сниматься с якоря. У команды сразу поднялось настроение. Мы знали: теперь
шторм быстро утихнет. Вы спросите, откуда мы это знали? Тут дело не в
метеорологии, а в нашем капитане - Николае Алексеевиче Воробейчике. Капитан
Воробейчик напоминал бухгалтера. Еще молодого (ему шел тридцать четвертый
год), очень старательного, аккуратного бухгалтера, который со временем
обязательно станет главным бухгалтером. У капитана было мягкое, даже
застенчивое веснушчатое лицо (отнюдь не обветренное и не загорелое, загар не
брал Воробейчика, не знаю почему), белые брови, тщательно зачесанные на пробор
светлые волосы. Говорил Воробейчик негромким и каким-то поскрипывающим
голосом. Я думаю, что такие слова, как "пожалуйста" или "будьте любезны", он
употреблял чаще, чем все остальные капитаны Каспийского пароходства вместе
взятые.
Должен сразу сказать, что Воробейчик знал толк в морском деле. О том, что
на корабле у нас был идеальный порядок, даже говорить не приходится. Все это
так. Не было в капитане только морской лихости, и экипаж, состоявший из
молодых парней, ценивших романтику моря, не мог не жалеть об этом. Иногда,
знаете ли, приятно услышать с мостика рев этакого просоленного морского волка:
"Гром и молния! Все наверх, по местам стоять, с якоря сниматься!" Без всяких
"пожалуйста": И потом, Воробейчику слишком везло. У нас твердо верили: шторм
может начаться только тогда, когда Воробейчик привел корабль в порт. И
наоборот: стоит Воробейчику отдать команду о выходе в море, и любой шторм
немедленно утихнет. За год моей службы на "Громе" не было ни одной аварии, ни
одного ЧП, все шло тих
