Амнуэль Песах & Леонидов Роман - Третья Сторона Медали
Павел АМНУЭЛЬ,
Роман ЛЕОНИДОВ
ТРЕТЬЯ СТОРОНА МЕДАЛИ
С Яношем Золтаи я познакомился на одиннадцатом конгрессе
филателистов. В дни работы конгресса Яношу исполнилось восемнадцать.
С непримиримостью, свойственной возрасту, он считал свою коллекцию
лучшей и остро переживал присуждение восьмого места его тематической
серии "Первые люди на Луне".
Моя коллекция фальшивых марок начала двадцатого века заняла
десятое место, и я тоже чувствовал себя обойденным. Ведь собрать такую
коллекцию неизмеримо труднее, чем "Электростанции Сибири" или, скажем,
"Покорение Сахары".
Мы стояли с Яношем на террасе Дворца коллекционеров, рассматривали
чужие работы и роптали.
- К следующей выставке, - сказал Янош, - я готовлю серию "Пейзажи
планет". Пятьсот марок с видами Меркурия, Марса, Венеры и Юпитера.
Я собирал фальшивые марки, и в коллекции Яноша не видел ничего
особенного. Но марки с видами Марса заинтересовали меня. Не как
филателиста, а как человека, прожившего на Марсе лучшую часть жизни.
- Пойдемте ко мне, - предложил Янош, - коллекция у меня в номере.
Несколько минут спустя я держал в руках толстый альбом. Марок
марсианской серии было около сотни. Сине-зеленый блок из шести
ромбических беззубцовок привлек мое внимание сначала тем, что уголок
одной из марок был надорван. Однако прежде чем я успел
заинтересоваться этим эффектом, меня поразила надпись, мелкой вязью
проходившая по краю блока: "Миражи в Змеином море".
Минуту я сидел словно оглушенный. Каждый коллекционер, хоть раз
нападавший на величайшую редкость, поймет мое состояние.
- Этот блок, - поспешил объяснить Янош, - я выменял у Хендрока на
голубую Гаити 1897 года. Здесь, правда, небольшой дефект...
- Это не виды Марса! - воскликнул я. - В марсианской атмосфере
миражи невозможны!
- Значит...
- Блок - явная фальшивка. Янош, давайте меняться! Для вас "Миражи"
не представляют ценности, раз они фальшивые, а для меня просто клад.
Соглашайтесь, я дам вам "Пионеров Меркурия", их нет в вашей коллекции.
Янош колебался, и мне пришлось объяснять, что в разреженной и
сухой марсианской атмосфере луч света не может претерпеть тех
изменений, которые на Земле приводят к появлению фата-морганы. Я
призвал на помощь весь свой авторитет специалиста по астрономическим
инструментам, и Янош уступил. "Пионеров" я пообещал прислать ему, как
только вернусь в Ашхабад.
Мы поговорили еще о наших филателистических заботах, я без
интереса досмотрел коллекцию и пошел к себе в номер. Мне не терпелось
основательно заняться своим приобретением.
Устроившись в кресле с лупой в руках, я просидел над блоком
допоздна. В художественном отношении он был выполнен безупречно. Но
главное, пожалуй, заключалось не в мастерстве художника, а в том, что
он изобразил.
На первой марке я увидел типичный уголок марсианской пустыни.
Рисунок барханов, цвет неба были переданы с большой тщательностью. Я
ни секунды не сомневался в том, что неизвестный автор знал Марс не по
книгам и фильмам о космонавтах. Нет, он жил на Марсе, он ходил по этим
пескам и - он любил эту планету...
Рассматривая рисунок, я снова почувствовал волнение, которое
испытал сорок лет назад, когда впервые увидел ало-зеленые пески. Но
тем инороднее показался мне мираж.
От песка исходил едва заметный туман, чуть светлее фиолетового
неба, прозрачный, как воздух. Облачко имело определенную форму: что-то
вроде шара на трех тонких ногах, упиравшихся в песок...
Вторая и третья марки давали более благодатный материал для
размышления.
