Библиотека в кармане -русские авторы

         

Андреев Леонид - Дикая Утка


Андреев Леонид
"ДИКАЯ УТКА"
У меня был маленький, беленький котенок, на которого приятно было смотреть
в минуты грусти. Вся его нехитрая жизнь была сплошной иллюзией: ни одного
предмета не видел он таким, каков он есть, а вкладывал в него самостоятельное
и очень интересное содержание. Поскребывание ножом он считал за несомненное
приближение добычи или врага, настораживался, следил, прицеливался и нисколько
не огорчался и не разочаровывался, когда ничего не находил. Очевидно, враг
удрал, думал он и преспокойно переходил к очередным занятиям: прыганью вокруг
шуршащего клочка бумаги или запутыванию клубка. Ни одной минуты не проводил он
в бесплодном спокойствии. То он позорно трусил и надолго скрывался под
диваном, то бурно ликовал, то впадал в глубокое недоумение и решал проклятые
вопросы. Даже собственная его личность служила для него интересной загадкой и
неиссякаемым источником удовольствий. Бывали у него моменты, когда он
совершенно искренно принимал себя за кого-то другого и от изумления, восторга
и ужаса впадал в столбняк. Собственный хвост он упорно считал совсем
посторонним и притом враждебным обстоятельством и отчаянно, до потери
сознания, боролся с ним.
И если бы я умел объясняться на кошачьем диалекте, уверяю вас, я ни за что
не стал бы объяснять моему беленькому приятелю, что бумага есть просто бумага,
нитка - просто нитка, а хвост - нечто неотъемлемое, навсегда ему присвоенное
по законам" природы. И временами я, человек, со всеми своими шестью чувствами
и разумом, чувствовал себя обездоленным бедняком в сравнении с этой неразумной
тварью, а жизнь свою - нищенской, плоской и скучной.
Потом котенок вырос и стал молодым котом. У него завелись знакомства и
связи, и были ли среди его приятелей скептики, черт знает чего ему
нагородившие, или женщина ему изменила, или попросту пора такая пришла, но от
многих иллюзий он, по-видимому, отрешился. Бумажку с ниткой он признавал и,
будучи в хорошем настроении, не прочь был с ней повозиться, хотя уже не
столько для себя, сколько для людей, но хвост свой положительно игнорировал и
к поскребыванию пальцем относился иронически.
Теперь он возмужал - и более скучного, отвратительного и пошлого существа
я не знаю. Иллюзий - никаких. Валяется целые дни по постелям и диванам, еле
продирает заспанные глаза, зевает, и если вы хотите расшевелить его, то
поднесите ему настоящую мышь и притом к самому носу. Разыскивать ее он не
станет, очевидно полагая, что всех мышей все равно не переловишь, а из-за
одной не стоит подыматься. Даже молоко он крадет с изумительным равнодушием,
единственно из необходимости, и если в скором времени он покончит
самоубийством, я нисколько не удивлюсь. Теперь, когда я что-нибудь пишу, а он
лежит неподалеку и пренебрежительно щурит на меня свои зеленые глаза, я
страшно боюсь, как бы он не заговорил. Я знаю, что он скажет что-нибудь в
таком роде:
- Сидит человек, согнувшись за столом, водит палочкой по бумаге и думает,
что из этого что-нибудь выйдет. А ничего из этого не выйдет, и все это - суета
сует и томление духа. Завтра прочтут люди, что он написал, и забудут, и ничего
в мире не прибавится и не изменится. Ни крупицы хлеба не прибавится у
голодного, ни одной росинки не падет на уста жаждущего; в свой определенный
час выйдет грабитель на добычу, а добрый уляжется спать и заткнет уши ватой.
Вот он сидит и пишет, и думает, что из этого что-нибудь выйдет, а все это -
суета сует и томление духа. Тысячи лет стоит мир, и так измени





Содержание раздела