Анненский Иннокентий - Письма
Иннокентий Анненский
Письма
А. Ф. КОНИ
Глубокоуважаемый Анатолий Федорович!
С живейшим интересом прочел я первую статью Вашу о Д. А. Ровинском {1},
которую Вы так любезно прислали Вашему искреннему почитателю.
Еще один венок на могилу, и еще один яркий урок живущим!
Характеристику, Вами написанную, я бы назвал "идеологическою" -
личность Ровинского не господствует безраздельно на страницах Вашего очерка,
она не рассматривается в увеличительное стекло не , не поднимается
искусственно. Ровинский для Вас дорог как носитель и проводник известной
"системы идей". А между тем мимоходом бросается свет и на очень любопытные
явления общего характера: как, например, уживается в личности кабинетный
труд с так называемой практической деятельностью? Мне кажется даже, что для
меня теперь выясняется и любовь Ровинского к карикатуре и некоторая
"жестокость" его таланта, и предпочтение, которое он отдавал портрету перед
другими формами живописи, гравюре перед другими способами изображения...
Простите за эти небрежные строки, набросанные под непосредственным
впечатлением Ваших страниц.
Искренно Вам преданный и глубоко Вас уважающий
И. Анненский
17. I 1895
А. В. БОРОДИНОЙ
29. XI 18
Ц С
Дорогая Анна Владимировна!
Благодарю Вас за память обо мне и поздравление к 26-му. Поручения Ваши
исполняю и при этом объясняю нижеследующее: экземпляр катехизиса, который
Вам посылается, размечен по указаниям батюшки. Что касается до "Анабазиса"
Ксенофонта {1}, то книжки, которые Вы получите, суть именно те, по которым
Ст Осип {2} проходит в классе, и читается текст подряд без
пропусков {Сколько успеет прочесть Саша {3}, это все равно.}. Сюда же
присоединяется, согласно Вашему желанию, и полный текст означенного
Ксенофонтова сочинения, только на что он нужен, я совсем не знаю.
Вы спрашиваете, как мне понравились карточки деток. Не совсем
понравились: мне кажется, фотограф изобразил их старше и грубее, чем они
есть на самом деле. NB. Это заключение не следует принимать кк мимолетное
замечание импрессиониста, а как фиксированное суждение наблюдателя.
Вы были совершенно правы, дорогая кузина, оценив мое письмо по его
достоинству и дав мне за него дружеский реприманд. Только отправив его, я
сообразил, как оно было бестактно. Простите меня, и больше не будем об этом
говорить. У нас зима, глубокая и такая серебряная, какой я никогда не видел.
Знаете, на деревьях совсем не видно черноты: ветки стали толстые и искристые
от инея; свет голубых электрических звезд среди этих причудливых серебряных
кораллов дает минутами волшебное впечатление. У нас нет таких звезд, как у
Вас: наши не лучат, не теплятся, а только сверкают, но я люблю северные
звезды: они мне почему-то напоминают глаза ребенка, который проснулся и
притворяется спящим. Моя жизнь идет по-прежнему по двум руслам:
педагогическому и литературному. Недавно отправил в редакцию огромную
рукопись (10 печатных листов) - перевод еврипидовского "Ореста" и статью
"Художественная обработка мифа об Оресте у Эсхила, Софокла и Еврипида" {4}.
Нисколько не смущаюсь тем, что работаю исключительно для будущего и все еще
питаю твердую надежду в пять лет довести до конца свой полный перевод и
художественный анализ Еврипида - первый на русском языке, чтоб заработать
себе одну строчку в истории литературы - в этом все мои мечты. - Если у Вас
будет какое-нибудь поручение или просто желание побеседовать со мною, я буду
очень счастлив получить Ваше письмо. Мне доставляет удовольствие писать В
