Ардов Михаил - Вокруг Ордынки (Портреты)
Михаил Ардов
Вокруг Ордынки
Портреты
I
Mой отец Виктор Ефимович Ардов родился в Воронеже 8/21 октября 1900 года.
Дед мой был инженером, но сведений о нем у меня почти нет. Отец крайне
неохотно вспоминал о своем родителе. В зрелом возрасте, уже после смерти
Сталина, я узнал, что во время Гражданской войны мой дед был расстрелян по
прямому приказу Троцкого. Отец данный факт почти всю свою жизнь вынужден был
скрывать, и именно этим объясняется его нарочитое молчание.
Вот то немногое, что я знаю о своем деде с отцовской стороны: он окончил
Харьковский технологический институт, затем служил на железной дороге, а перед
революцией перешел в какую-то частную фирму. Отец иногда цитировал такие его
слова:
- Если долго проживешь с женой, не празднуй серебряную свадьбу - отмечай
тридцатилетнюю войну.
Гораздо охотнее и чаще мой отец вспоминал семейство моего прадеда - его
деда со стороны матери. Фамилия его была Вольпян, он жил в Воронеже и владел
там аптекарским магазином. Надобно заметить, что у моего отца был врожденный
порок сердца и он рос весьма болезненным ребенком. Родители его очень берегли
и держали в строгости, а дедушка с бабушкой, наоборот, баловали. Ардов
вспоминал такой эпизод. В возрасте семи лет он пришел в гости к деду, и там
его угостили арбузом. Он ел, ел, ел, и никто его не останавливал. В результате
он съел столько, что, когда шел домой, мелкие кусочки арбуза выходили у него
через нос...
В те годы болезнь сердца угрожала самой жизни моего отца. Это
подтверждается таким семейным преданием: однажды его мать встретила врача,
который когда-то лечил ее детей (у отца был младший брат Марк). Так вот этот
доктор стал расспрашивать ее о младшем сыне.
- Почему вы говорите о Марке? - спросила она. - Ведь вы гораздо больше
занимались здоровьем Виктора.
- Как? - удивился врач. - А разве ваш Виктор жив?
И еще воронежские воспоминания отца, они относятся к четырнадцатому году.
Как известно, с началом войны царское правительство запретило производство и
продажу водки. Но парфюмерные фабрики немедленно стали выпускать одеколоны,
вполне пригодные для питья, и назывались они "Апельсинный", "Лимонный" и проч.
Аптекарский магазин моего прадеда стоял возле самого базара, а потому там
происходили такие сценки: к прилавку подходит деревенский мужик, покупает
флакон одеколона, тут же у окна открывает пузырек и выпивает содержимое прямо
из горлышка.
С началом войны семейство моего прадеда перебралось в Москву. Тут они
наняли квартиру в Филипповском переулке, в доме, который принадлежал
Иерусалимскому подворью. (Это здание и сейчас благополучно стоит на своем
месте.) Ардов вспоминал тучных и важных греческих монахов - ближайших соседей.
Осенью четырнадцатого года мой отец поступил в расположенную неподалеку
московскую Первую мужскую гимназию, которая только что отпраздновала свой
125-летний юбилей. В те годы у Ардова уже вполне проявилась любовь к юмору, он
был усердным читателем аверченковского "Нового Сатирикона". Мало того, он сам
рисовал карикатуры и даже издавал рукописный журнал.
Ко времени революции, в свои семнадцать лет, Ардов был уже сложившимся
человеком и вполне сознательно разделял программу кадетской партии. Мне
вспоминается забавный эпизод, происходивший в начале шестидесятых годов. Некий
художник, которого отец каким-то образом облагодетельствовал, пришел на
Ордынку и выражал свою признательность такими словами:
- Спасибо тебе, Виктор, за то, что выручил меня... Ты - настоящий
большев
