Библиотека в кармане -русские авторы

         

Арсенов Яков - Избранные Ходы


Яков Арсенов
Избранные ходы
* ЧАСТЬ 1 *
Архив на побережье
Я работал корреспондентом отраслевой газеты. Мы с напарником вели
репортажи с новых объектов по добыче газа. Как-то нас угораздило отражать
введение в строй трубопровода на побережье Аральского моря. Побережье -
очень смело сказано, когда перед тобой замерзшая пустыня с утопленными в
песок баржами и обмелевшее море, отступившее за горизонт.
Под ночлег нам выделили балок - перегороженную пополам фанерную бочку
на полозьях с буржуйкой при входе и лежанками по торцам.
На улице было минус десять, но из-за ветра казалось, все сорок.
Окаменевшие дрова разгорались плохо, и напарник изводил спички коробок за
коробком. Пошарив по шкафам, он нашел коробку с макулатурой, и печку удалось
разжечь. Ветер пытался укатить бочку вслед за шарами перекати-поля и задувал
в трубу так, что пламя то и дело гасло. Тогда напарник брал стопку бумаги и
начинал все снова. При этом он безудержно хохотал. Смех был настолько не к
месту, что я оторвался от книги. Перед тем как отправить листы в огонь,
напарник прочитывал их. Мне стало любопытно. Я подошел и просмотрел наугад
несколько страниц. Это был чей-то архив. То ли брошенный, то ли забытый -
дневниковые записи, наброски, письма. Я изъял у напарника коробку и унес на
свою половину.
Бумаги были переворошены, но читались с интересом даже вне всякой
последовательности. Текст имел своеобразную стилистику, словно автор
отмахивался от идущих к нему слов и на бумагу прорывались только самые
отчаянные. Создавалось впечатление, что в эту безлюдную местность человек
забрался, чтобы избавиться от ребенка, появление которого было очень
некстати.
Я зачитался допоздна.
- Кто здесь жил? - спросил я утром начальника участка.
- Специалист отбывал.
- Давно уехал?
- С полгода.
- Концы какие-нибудь оставил?
- Может быть, в управлении.
Покончив с репортажем, мы вернулись из командировки. Бумаги я прихватил
с собой. Мои недолгие попытки разыскать хозяина записок оказались
безуспешными. Меж тем я систематизировал бумаги и, перечитывая по настроению
то одну часть, то другую, не заметил, как ушел в них с головой. Время,
которое присутствовало в записках по полной выкладке, мне не доводилось
видеть вот так, со стороны. Пожить в нем пришлось, а вглядываться - не
приходило в голову. Мне нравилось, как из хаоса незатейливых описаний не
спеша появлялись характеры. Я узнавал себя в героях и понимал, что моя
юность прошла где-то по соседству.
Тринадцать лет я провел в ожидании произведения, в основу которого
должны были лечь эти записки. Но ничего подобного в свет не вышло. Я
окончательно убедился в том, что рукописи были не забыты в балке на
побережье, а оставлены. И тогда я отважился на этот шаг - присвоил их.
Я помнил тексты наизусть, и мне оставалось придать запискам некое
подобие сюжета больше в хронологическом, чем в драматическом смысле. Я
оставил стилистику нетронутой и доработал только те места, к которым автор и
сам непременно вернулся бы еще. На свой страх и риск и не без помощи
напарника я восстановил содержание листов, сгоревших в буржуйке. Я публикую
записки в надежде, что после стольких лет они уже не повлекут за собой
никаких трагедий.
День первый
Артамонов опасался опоздать на первую лекцию и проснулся ни свет ни
заря.
Когда он явился на занятия, институт был еще пуст. Артамонов сверил
часы с висящими на колонне и принялся переносить в блокнот расписание на
семестр. Постепенно у доски собралась значительная тол



Содержание раздела