Арцыбашев Михаил - Старая История
Михаил Петрович Арцыбашев
Старая история
I
В конце концов дачникам было скучно. Все это был народ, который много
говорил о том, что любит природу, восхищался морскими далями, закатом и
облаками на таинственной вершине угрюмого мыса, но почти все приехали из
больших городов, где природу видели только на картинах и слишком привыкли
думать о ней, как о чем-то волшебном, что может совершенно изменить жизнь и
дать какие-то особенные, невероятные удовольствия. И потому, хотя все было
действительно красиво - и облака на мысе таинственны, и море голубо, и волны
нежны и говорливы, и солнце ярко, - все это казалось однообразным. Хотелось
чего-то необыкновенного... какой-то особенной любви, поэтичной, красочной, в
которой растворились бы тело и душа, как растворяются они, когда совершенно
нагой лежишь на горячем прибрежном песке, в убаюкивающей ванне солнечных
лучей, видишь только небо да море, а у ног тихонько звенит совсем прозрачная
смеющаяся волна, такая маленькая и кроткая, точно серебряная рыбка,
плескающаяся на солнце.
А этого ничего не было. Природа, как всегда, была прекрасна, а жизнь
ленива и скучна. Правда, утром, когда ходили купаться и ныряли в голубой
волне, было весело, но все-таки чего-то не хватало.
Женщины в пестрых костюмах, сверкая голыми руками, отплывали в море и
лежали на воде, точно отдаваясь горячему солнцу. Мужчины с высокого помоста
прыгали в воду, ныряли и фыркали, как тюлени. И те, и другие издали
поглядывали друг на друга. Мужчины волновались, когда видели над волной
круглые розовые руки или неожиданно сквозь щели купальни замечали
неосторожное нагое и стройное, мгновенно исчезающее тело. А женщины смеялись
звонко и нервно, чувствуя на себе жадные взгляды.
Но потом те и другие одевались и выходили на набережную, одетые,
притворяющиеся, что под платьями нет ни наготы, ни желания. Они здоровались,
с любезным оживлением болтали о пустяках и расходились обедать.
Набережная пустела, и бесполезно жгло ее белые камни далекое солнце.
Только на обрыве, над морем, сидели одинокие девушки с книгами, и нельзя
было понять, как могут они читать, когда солнце так горит, и небо такое
голубое, и море такое большое. Иногда они устало опускали книгу на колени и
долго задумчиво смотрели в растопленную солнцем морскую даль, где чуть
мерещились пароходы, плывущие, казалось, в какую-то далекую счастливую
страну. А потом потягивались, закинув руки за голову и выгибаясь стройным,
гибким телом.
Вечером, когда над морем стояла белая луна, вокруг нее небо было теплое
и дальний мыс таял в прозрачной дымке, на обрыве начиналась особенная,
таинственная жизнь. То тут, то там раздавались голоса и странно громки были
только женские. Мужчины бурчали так тихо, что можно было подумать, будто там
одни женщины. И оттого казалось, что они говорят и просят о чем-то таком,
чего нельзя сказать громко. А в звонком и лукаво наивном смехе женщин
отчетливо слышалось:
- Знаю, чего тебе хочется от меня... Может быть, догадайся, я сама хочу
того же... Но я не скажу этого, нет, не скажу...
Это были счастливые, которые уже нашли то, чего им было нужно от этой
солнечной и лунной природы, от моря и теплой южной ночи. А остальные, в
смутном ожидании какого-то счастья, ходили по набережной, слушали
разухабистый военный оркестр, в котором, казалось, было слишком много
барабанов, смеялись повторяющимся остротам и ужинали на поплавках. Им было
скучно и обидно, точно кто-то обманул их.
На том поплавке, который был ближе к му
