Ахматова Анна - Город
А Н Н А
А Х М А Т О В А
ГОРОД
О "красоте" Петербурга догадались художники-мирискусники, которые, кстати
сказать, открыли и мебель красного дерева. Петербург я начинаю помнить очень
рано - в девяностых годах. Это в сущности Петербург Достоевского. Это
Петербург дотрамвайный, лошадиный, коночный, грохочущий и скрежещущий,
лодочный, завешанный с ног до головы вывесками, которые безжалостно скрывали
архитектуру домов. Воспринимался он особенно свежо и остро после тихого и
благоуханного Царского Села. Внутри Гостиного двора тучи голубей, в угловых
нишах галерей большие иконы в золоченых окладах и неугасимые лампады. Нева - в
судах. Много иностранной речи на улицах.
В окраске домов очень много красного (как Зимний), багрового, розового и
совсем не было этих бежевых и серых колеров, которые теперь так уныло
сливаются с морозным паром или ленинградскими сумерками.
Тогда еще было много великолепных деревянных домов (дворянских особняков)
на Каменноостровском проспекте и вокруг Царскосельского вокзала. Их разобрали
на дрова в 1919 году. Еще лучше были двухэтажные особняки XVIII века, иногда
построенные большими зодчими. "Плохая им досталась доля" - их в 20-х годах
надстроили. Зато зелени в Петербурге 90-х годов почти не было. Когда моя мама
в 1927 году в последний раз приехала ко мне, то вместе со своими
народовольческими воспоминаниями она невольно припомнила Петербург не 90-х, а
70-х годов (ее молодость), она не могла надивиться количеству зелени. А это
было только начало! В XIX веке были гранит и вода.
***
Сейчас с изумлением прочла в "Звезде" (статья Льва Успенского), что Мария
Федоровна каталась в золотой карете. Бред! - Золотые кареты, действительно,
были, но им полагалось появляться лишь в высокоторжественных случаях -
коронации, бракосочетания, крестин, первого приема посла. Выезд Марии
Федоровны отличался только медалями на груди кучера. Как странно, что уже
через 40 лет можно выдумывать такой вздор. Что же будет через 100?
