Баев Ал - Житие Земных Гуманоидов 2
АЛ. БАЕВ
ЛОДОЧНИК И КАМА СУТРА
"Это же бардак - прожить вечность с двумя правыми руками. Какой прикажешь креститься?!"
Из кинофильма Джузеппе Торнаторе
"Легенда о пианисте" по книге
Алессандро Бариччо "Новый век"
"Не пей вина, Гертруда,
Пьянство не красит дам,
Напьешься в хлам, и будет противно
Соратникам и друзьям.
Держи свиней за якорь,
Якорь не подведет,
А если поймешь, что Сансара - Нирвана,
То всяка печаль и пройдет".
Борис Гребенщиков
Глава первая. Человеческий фактор
- Петрович, она такая... Такая... Ну, Петрович, слышь? Я говорю, она такая... В общем, мечта! Э-эх! Будь я проклят, если она моей не станет!
Петрович, а Петрович, как ты считаешь, я успею ее...
- Андрюха, ты б заткнулся, а?! Вишь, губернатор речь толкает. Нам ведь копать, а не боярыне Морозовой.
Ты слушай, слушай. Дело говорит!
На заранее сколоченной трибуне стоял импозантного вида человек с матюгальником и использовал названный предмет по прямому его назначению. Телевидения не было. И это странно.
Наверное, поэтому, импозантный сквернословил так громко и изысканно, что даже весело прыгавшие по мокрому асфальту беззаботные воробьи время от времени останавливались и вопреки всем законам природы поворачивали свои наглые безмозглые головы в сторону разрушителя вековой парковой тишины.
Перед возвышением толпилось человек десять в длинных кашемировых пальто, услужливо кивающих оратору после каждой его крученой реплики, а также десятка три мужиков в оранжевых куртках и белых касках, оттесненных кивающими на край небольшой площадки, к самым деревьям. Последние переминались с ноги на ногу, безо всякого стеснения зевали, курили в кулак, перешептывались друг с другом и хихикали над чем-то своим.
В общем, каждый был занят. Слушал губернатора только седоусый, лицом и осанкой похожий на моржа бригадир, известный шестнадцатой бригаде метростроителей как Петрович и любимый этой же бригадой за данный Богом авторитет.
Естественно, у Петровича существовало и настоящее имя, а не только трансформировавшееся в имя отчество. Но уж как-то так повелось, что даже в общении с начальством оно опускалось или произносилось собеседником с видимым стеснением. Почему?
О! Имя бригадира заслуживает лирического отступления и, да простит меня нетерпеливый до стремительного развития событий читатель за пару лишних, на его жадный взгляд, абзацев.
Итак. Жила-была в Ленинграде в далекие двадцатые годы двадцатого же столетия от Р.Х., как пишут в исторических опусах, простая советская, а ранее - мелкобуржуазная семья, - муж да жена, - ютящаяся в крохотной, два на три, комнатухе огромной коммунальной квартиры где-то на Петроградке.
Трудолюбивый глава семьи всю свою сознательную жизнь шил сапоги и башмаки, а по вечерам, когда на дверях мастерской повисал полупудовый замок, отправлялся восвояси осмысливать труды любимого с первой строчки Циолковского. Его располневшая от сидячей работы вторая половина от рассвета до заката чистила овощи в одном из расположенных неподалеку вонючих кабаков, за что имела кроме небольшого денежного дохода еще и бесплатные обеды на себя и мужа. То ли из-за солидных объемов хозяйки, то ли от собственной равнодушной к окружающим слепоты, никто из соседей так и не понял, как и с какой стати однажды в комнате сапожника появился третий жилец - спокойный и симпатичный младенец, улыбающийся всем, кто только на него ни посмотрит.
Время было историческое, на смену нэпа пришла индустриализация,
