Баранов Вадим - Без Права На Трагедию
Вадим Баранов
Без права на трагедию
О современных спорах вокруг Максима Горького
Сатисфакция
СТРЕЛЬБА ПО МИШЕНИ
В ПОСЛЕДНИЕ годы имя Горького стало одной из любимых мишеней для
людей, увлеченных борьбой с тоталитаризмом. В борьбе этой теряются
ориентиры - их заменяют идеологические клише с противоположными знаками:
плюс на минус. "А.М. Горький умер сам или его отравили? - Шестидесятилетие
мрачной мистификации" - так называлась статья В.Тополянского в "ЛГ" от
12.06.96.
Итак; умер сам или отравили? Драматизм всяких там духовных исканий
писателя, его судьба в условиях тоталитарного режима автора совершенно не
интересуют. Львиная доля энергии отдана сбору и изложению медицинских
материалов о том, когда и чем болел несчастный Горький в течение всей своей
жизни. Картина складывается столь внушительная, что у читателя может
создаться впечатление, будто Горький больше ничем и не занимался. (Совсем
как в анекдоте: "И кто был ваш папа? - Мой папа был чахоточный. - Нет, чем
он занимался? - Он кашлял. - Но с этого ж не проживешь! - Он таки умер...")
Уж не мистификацией ли является то, что работал писатель по десять
часов в день, писал множество писем (вряд ли кто другой в мире написал
столько), прочитал лично и отредактировал море рукописей, порой даже того и
не заслуживающих, был главой многих журналов и издательств... Все это -
помимо собственно художественного творчества.
Впрочем, несколько абзацев у В.Тополянского отводится и характеристике
общественной позиции Горького, тщательно собирается воистину мрачный
негатив, в деятельности писателя не видится не только каких-либо просветов,
но даже и противоречий, свидетельствующих о попытках преодоления
собственных ошибок (а они, конечно же, были). Таким образом воскрешается
отвергнутая современным отечественным и зарубежным литературоведением явно
тенденциозная, односторонне осудительная характеристика Горького ("и не
думал выступать против репрессий", "кормился информацией из рук новых
друзей-чекистов", "стал советским вельможей", "верным сподвижником
Сталина", "литературный генерал Горький" отличался "злопамятством" и т.д.).
Безотказно срабатывает при этом технология дилетантизма. К примеру,
"синьором" Горького наш автор называет, ссылаясь на Роллана. Но если не
вырывать словечко из контекста, а прочитать московский дневник французского
друга Горького целиком, то невозможно не увидеть: портрет писателя исполнен
сочувствия и боли за него, выглядит здесь Горький как фигура трагическая. О
трагедии "океанического человека" (Борис Пастернак) говорили люди,
подходившие к нему с прямо противоположных позиций: от его западного друга
Стефана Цвейга до последовательного оппонента эмигрантки Екатерины
Кусковой, озаглавившей свою статью недвусмысленно - "Трагедия Максима
Горького".
"АСАDЕМIА"
Теперь Горький лишен права на трагедию. Какая может быть трагедия у
примитивного приспособленца, продавшегося властям? Нет ничего проще, чем
доказать свою правоту путем надергивания подходящих цитат. К примеру,
упоминается о том, что Горький способствовал возвращению Льва Каменева из
ссылки и назначению его на должность директора издательства "Асаdеmiа".
Упоминается только затем, чтобы сказать потом, что Горький, в сущности,
предал его. А само по себе название издательства для горьковского оппонента
- пустой звук.
Между тем именно это достаточно элитарное и в течение длительного
времени в общем-то спокойно академическое издательство, возникшее еще в
1922 году и имевше
