Биленкин Дмитрий Александрович - Париж Стоит Мессы
Дмитрий Биленкин
Париж стоит мессы
- Итак, ребенок родился, - шепотом сказал Баллах и обтер руки ветошью.
Горд устало кивнул.
Машина висела в воздухе, ни на что не опираясь. Масляный подтек на
переднем овоиде напоминая прищуренный глаз - казалось, что машина искоса
следит за людьми. В зазор между ней и платформой мог свободно пройти
ребенок. Было так тихо, что редкое потрескивание газосветной трубки под
сводом наполняло собой весь огромный цех.
Позади Горда и Валлаха теснилась небольшая толпа. Одинаковые спецовки
придавали всем облик рабочих, хотя даже инженеров здесь было меньше, чем
обладателей научных степеней и титулов. Выделялась лишь плотненькая, в
черном переливчатом костюме фигура Мильонера - специального представителя
директората. Сложив руки на животе, он с радостной улыбкой проворно
оглядывал окружающих. Лица создателей отражали сложную смесь настроений.
Машина существовала теперь отдельно от них, она была фактом, над которым
уже никто не был властен. В это плохо верилось после того, как она столько
лет вынашивалась в сознании, после того, как она принадлежала им даже в
материале, который сопротивлялся, капризничал, доводил до бешенства, до
упадка сил и который надо было день за днем оживлять, чуть не дыханием
отогревая каждый винтик и каждый нерв. В ту секунду, когда она, дрогнув,
стала приподниматься, все эти люди сделали такое мысленное усилие помочь
ей, подтолкнуть, что сейчас испытывали усталую опустошенность, которая
медленно заполнялась сознанием полного и очевидного успеха.
Заговорили все как-то сразу и бестолково.
- Висит, черт ее дери!
- Теперь и руки можно пойти вымыть...
- Красавица, а?
- Знаете, мне еще не верится...
- Эх, бутылку шампанского не догадались разбить!
Горда хлопали по плечу, тормошили, он растерянно улыбался. Сверкнув
золотыми ободьями очков, протиснулся Мильонер, крепко пожал руку.
- От имени правления...
- А также господа бога и общества матерей-кормилиц, - пробормотал
Баллах. - Ох и высплюсь же я сегодня!
- Да, да, - живо подхватил Мильонер. - Конечно, конечно, вам следует
отдохнуть. Хочу только напомнить, что завтра в десять доклад на
расширенном совете, будут ответственные лица из...
- Послушайте, Мильонер, будьте хоть сейчас человеком, - сморщился
Баллах. - Пошли, - подтолкнул он Горда.
"Я все-таки сделал это, - подумал Горд. - Все-таки сделал".
Он оглянулся на машину. Она напоминала уснувшего в воздухе китенка.
Масленый глаз смотрел на человека, как бы недоумевая, зачем здесь эта
подвижная козявка и чего она, собственно, хочет.
- Сотрите масло, - приказал Горд. - Хотя нет, не надо...
Оставив "гепарда" на обочине, Горд медленно двинулся в глубь
желто-багрового осеннего леса. Ноги вяло загребали мокро шуршащие листья.
Голова после праздничной выпивки слегка кружилась, в мыслях была неуютная
горечь. Отчего бы это? Может, он просто устал, вымотался? И ждал свершения
слишком долго, так что уже и триумф не радовал? Нет, им владело что-то
другое. Опустошительное чувство, будто он отдал машине самого себя,
перелился в нее до капли, и теперь ноги несут лишенное всяких желаний
тело. Буддисты говорят о переселении душ, тогда как ближе к истине была бы
идея переселения личности конструктора в созданную им технику.
Чепуха! Хотя отчего же? Двадцать лет жизни отдано чему-то, что теперь
стало самостоятельным. Независимым, как окрепший ребенок, который рано или
поздно заявляет отцу: "Все, ты свободен, живи отныне как хочешь!"
Наоборот, в том-то и фокус,
