Библиотека в кармане -русские авторы

         

Биленкин Дмитрий Александрович - Полынов 3


Источник
OCR Красно
Дмитрий Биленкин. Космический бог.
1. Корабль, терпящий бедствие.
Не колеблясь Полынов двинул в прорыв ладью. Кинжальный удар, точно нацеленный в
солнечное сплетение обороны противника.
Гюисманс нахмурился. Желтыми, как у мумии, пальцами он с сожалением тронул
короля. Мельком взглянул на часы.
— Не повернуть ли доску? — предложил он.
— Что-то вы рано сегодня сдаетесь, дорогой патер. Полынов летел на Марс
пассажиром в надежде отдохнуть по дороге от выматывающих обязанностей
космического психолога; он даже не представлял, сколь утомительным окажется
безделье на таком корабле, как «Антиной». Если бы не шахматные партии с
невозмутимым миссионером, он и вовсе чувствовал бы себя отщепенцем среди веселья
и развлечений, которыми здесь убивали время.
— О, это сдача с продолжением! Ибо взявший меч от меча и погибнет. Пока вам
нравится такая диалектика, верно?
Костлявое лицо патера раздвинула улыбка. Улыбка-приглашение — уголками губ. В
Полынове ожил профессиональный интерес.
— По-вашему, я человек с мечом?
— Вы тоже. Кто строит — тот разрушает, не так ли? Но диалектика, которой вы
поклоняетесь, как мы — богу, она погубит вас.
— Да неужели?
Полынову стало весело. «Это в нем, должно быть, тоже профессиональное, — подумал
он. — Лет тридцать человек проповедовал, не выдержал, потянуло на амвон, или как
еще там называется это место...» Он устроил ноги поудобней, оглядел проходившую
через салон девушку — ничего, красива — и мысленно подмигнул патеру.
— Конечно, погубит, — продолжал тот, не отводя взгляда. — Ибо закон вашей
диалектики гласит, что отрицающий обречен на отрицание. Вы отрицаете нас, придет
некто или нечто и поступит с вами так же.
— Могу посочувствовать, — кивнул Полынов. — Прихожане не идут в храм, а? Что
делать, история не шахматная доска, ее не повернешь.
— Но спираль, что схоже.
— Вы сегодня нуждаетесь в утеш...
Плавный толчок качнул столик. Несколько фигур упало, за стеклянными дверями
салона кто-то шарахнулся, но все перекрыл грохот джаза, и ломаные тени танцующих
снова заскользили по стеклу.
— ...нуждаетесь в утешении, — закончил Полынов, нагибаясь и подбирая с пола
фигуры. — Но софизмы никогда...
Он поднял голову. Собеседника не было. Гюисманс исчез беззвучно, как летучая
мышь.
Белый король, упавший на стол, тихонько покатился к краю — корабль незаметно для
пассажиров тормозил. Полынов пожал плечами, поймал короля, утряс шахматы в ящик
и вышел из салона.
У двери с надписью на пяти языках; «Рубка. Вход воспрещен» — он помедлил. Музыка
доносилась и сюда, приглушенная, однако все еще неистовая, скачущая.
— Трын-трава, — сказал Полынов. — Пируем... Издерганные ритмы музыки осточертели
Полынову, и он в который раз пожалел, что связался с этим фешенебельным
лайнером, с его вымученным нескончаемым праздником.
В рубке было полутемно, светлячками тлели флюоресцирующие детали шкал, над
бездонным овалом обзорного экрана шевелилась синяя паутина мнемографиков,
раскиданная по табло.
— Кто там? — недружелюбно спросил голос, и Полынов увидел Бергера. На груди
дежурного пилота болтался радиофон, ворот форменной рубашки с золотыми кометами
был расстегнут. — А, это вы, камрад... Догадь1ваюсь, что вас занесло сюда. Нет,
это не метеорный поток.
— Тогда что?
Бергер кивнул на экран. Второй пилот отодвинулся. В черной глубине среди
неподвижных звезд вспыхивали позиционные огоньки сигналов бедствия.
— Кто?
— «Ван-Эйк» какой-то. Не слышали о таком?
— Нет, теперь слишком много





Содержание раздела