Биргер Алексей - Похоронное Танго (Богомол - 6)
АЛЕКСЕЙ БИРГЕР
ПОХОРОННОЕ ТАНГО (БОГОМОЛ-6)
Отворяй свой зев, погост,
У тебя почетный гость:
Йейтс уходит налегке,
Оставаясь жить в стихе
Крут у Времени и скор
Равнодушный приговор
Мужеству, и чистоте,
И телесной красоте.
Но теплеет грозный лик,
Видя баловней своих:
Тех, кому дано беречь,
Речью став, живую речь...
(Уистан Хью Оден.)
...Худо-бедно, в полном сборе
Встанут Яков и Григорий,
Евдоким и Константин.
(Олег Чухонцев.)
(То, что одно из имен в этом повествовании не совпадает с
перечислением у Олега Чухонцева - среднего сына зовут не Евдоким, а Михаил
- это не ошибка. Иначе, чем Михаилом, не могли родители его назвать. Но,
кажется мне, благодаря этому "сдвигу", строки Чухонцева ещё точней и
выпуклей отражают внутренний смысл того, о чем здесь рассказывается.)
ПРОЛОГ
- Воды!.. - прохрипел старик.
Внучка достала из холодильника ледяную бутыль "Угличской" и свернула
ей винтовую крышку - на удивление легко, очень часто крышка на бутылках их
местной минеральной воды заедала: то ли аппарат, который автоматически
завинчивал крышки, был неисправен и перегревал их так, что они излишне
расплавлялись и прилипали к бутылке, то ли что.
Сейчас, во всяком случае, крышка открылась легко и просто, и внучка
успела поднести умирающему полный стакан - взяв стакан из того красивого
набора, который старик приобрел ещё в начале шестидесятых.
- И на кого я тебя оставляю?.. - проговорил старик, опустошив с треть
стакана и отнимая стакан от губ. - Ведь и не расскажешь никому, чья ты...
Ни к кому за помощью не пойдешь... Все тебя будут ненавидеть... Из-за меня.
- Сейчас другие времена, дедушка, - мягко сказала внучка.
- Верно, другие... Вон, и смертную казнь отменили, так что моя
профессия, вроде как, ни к чему, - старика понесло на наболевшее. - А
пенсия была какая!.. Тоже все сгорело. Пятьсот рублей брежневскими - это не
полторы тысячи нынешних, на полторы тысячи не разгуляешься, так? Ты уж
прости...
- За что, дедушка?
- За все. За то, что только я один у тебя и есть. Да и то... Никакой.
Ты вот что... Ты дом продай. И побыстрее. Поняла? На этот дом отдельная
история завязана. Нельзя тебе к нему прикасаться, только мне можно было,
потому что... потому что... Нет, даже тебе не расскажу, почему. Но очень
тебя прошу, продай его, как только в наследство оформишь, чтобы моя душа
была спокойна.
- Хорошо, дедушка.
Старик вдруг беспокойно заерзал.
- А как ты думаешь, гореть моей душе в аду или нет?
- Что ты, дедушка! За что тебе гореть?..
- Сама знаешь, за что... - старик приподнялся на локтях. - Пластинку
поставь, а?
Внучка, ни слова не говоря, откинула крышку старого громоздкого
радиоприемника с затянутыми золотистой материей усилителями звука и в
деревянном корпусе - под этой крышкой было отделение для грампластинок - и
опустила иглу на пластинку, которая так и покоилась на вращающемся круге. В
последние три недели эту пластинку крутили бессчетное количество раз.
...И в даль туманную бегут года,
И так настойчиво и нежно кто-то
От жизни нас
уводит
навсегда!..
- поплыло голосом Вертинского "Палестинское танго".
...И в том краю где нет ни бурь ни битвы,
Где с неба льется золотая лень,
Еще поют какие-то молитвы,
Встречая радостный и светлый Божий день...
Старик жадно слушал, чуть приподнявшись на локтях - на большее его сил
не хватало. Он любил ритмы танго, и всегда ставил какое-нибудь танго после
работы, выпивая при этом стопку-другую. Чуть позже, достигнув высот в своем
ремесле, и оставшись к
