Библиотека в кармане -русские авторы

         

Бодэн Нина - Кэрри Во Время Войны


Нина Бодэн
Кэрри во время войны
1
Кэрри часто снилась двенадцатилетняя девочка с расцарапанными ногами в
красных носках и стоптанных коричневых сандалиях, которая по узкой пыльной
дорожке шагает вдоль железнодорожной линии туда, откуда начинается крутой
спуск вниз в лес. Темно-зеленые тисовые деревья в этом лесу
старые-престарые, все они искривлены, словно пораженные ревматизмом
пальцы. И во сне эти пальцы тянутся к ней, она убегает, а они хватают ее
за волосы, цепляются за юбку. В конца сна она всегда бежит, бежит прочь от
дома, карабкается вверх по насыпи...
Но когда она в самом деле вернулась в эти края, уже с собственными
детьми, железной дороги не было и в помине. Шпалы убрали, а плоская
каменистая поверхность насыпи так заросла кустами черники, шиповника и
лесного ореха, что казалось, будто пробираешься сквозь непроходимые
заросли дремучего леса. Сказочного леса вокруг замка Спящей красавицы.
Отрывая от джинсов прилипшие к ним колючки, дети Кэрри говорили:
- Здесь никто не был, наверное, лет сто...
- Не сто, а тысячу...
- Сто или тысячу, какая разница. Миллион, миллиард, биллиард...
- Всего лишь тридцать, - сказала Кэрри так, будто тридцать - это вчера.
- Мы с дядей Ником жили здесь во время войны. Тогда детей эвакуировали из
больших городов подальше от бомб. Нам не говорили, куда нас везут. Просто
велели прийти в школу и принести с собой завтрак и смену белья, а потом в
сопровождении учителей мы отправились на вокзал, откуда уходили целые
поезда с детьми...
- Без мам? - удивились младшие. - И без пап?
- Совершенно одни, - сказала Кэрри. - Когда мы сюда приехали, мне было
одиннадцать лет, а дяде Нику шел десятый год.
Дядя Ник был старым. Уже давным-давно. И таким толстым, что, нагибаясь,
пыхтел, как паровоз. Мысль о том, что ему могло быть десять лет, вызывала
смех, но они сдержались. У мамы был странный вид: глаза ее были
полузакрыты и глядели куда-то вдаль, а лицо стало бледным и задумчивым.
Лучше помолчать.
- Мы с Ником обычно шли из города по насыпи вдоль железной дороги, -
сказала Кэрри. - Поезда здесь ходили редко, всего два-три в день, тащили
их старые паровозы, поэтому бояться было нечего. Из-за поворота поезд
выползал медленно-медленно, потому что на рельсы часто забирались овцы.
Тогда поезд останавливался, из кабины выскакивал машинист, чтобы прогнать
овец, а пассажиры пользовались этим, вылезали из вагонов поразмяться и
набрать черники, прежде чем снова отправиться в путь. Нам с Ником, правда,
так и не довелось этого увидеть, но люди утверждали, что такое случалось.
Здесь росла самая лучшая на свете черника, чистая, не то что вдоль шоссе,
и собирать ее было легко. Как только черника поспевала, мы с Ником, когда
шли сюда, всегда ее ели. Но не останавливались, потому что очень уж
спешили повидать Джонни Готобеда и Хепзебу Грин.
- Кого?
- Джонни и Хепзебу, - повторила Кэрри.
Вспомнив их, она улыбнулась, и улыбка ее была одновременно и радостной
и грустной. Дети переглянулись в ожидании. Кэрри умела интересно
рассказывать, но иногда останавливалась на самой середине, и ее надо было
подтолкнуть.
- Какие странные имя и фамилия, - заметил старший мальчик, стараясь
напомнить ей, на чем она остановилась. - Я таких ни разу не слышал.
- Джонни Готобед и Хепзеба Грин были самые обычные люди, - сказала
Кэрри. - Нет, не совсем обычные. И Альберт тоже не был обычным. Альберт
Сэндвич, наш друг, который жил вместе с нами.
- Жил где?
Вокруг не было ни единого строения. Заросший ле





Содержание раздела