Богданова Людмила - Дама И Музыкант
Людмила Богданова
Дама и музыкант
Дама Истар ходила по покою от стола к окну, от окна к камину, и от камина
к дверям. Так кружит попавшая в капкан лиса.
Истар то куталась в мех своей котты, то грела над огнем сухие, унизанные
перстнями пальцы. Возясь со снадобьями, она испортила кожу, та стала тонкой и
ломкой, как обветшалая сунская бумага - не спасали мази и притирания. Дама
Истар фыркнула, как кошка, сдувая от губ тяжелую темно-каштановую прядь, и
хотела было кликнуть горничную, чтобы исправить разоренную прическу, а заодно
выместить на глупой деревенской дуре свое раздражение. У Истар из головы не
шел разговор с Мэем, в котором, из-за его нелогичности, она, дама Истар,
однако проиграла. Ее раздражали нерациональность поступков и слов, особенно
потому, что она не справлялась с этим, не могла расставить точки над "и". И,
кроме того, больше, чем еще и что-либо, ее беспокоил Гэльд. Поветрие разлучило
их, заперло ее в городе, при госпиталях, а муж стоял за воротами, и только
изредка, с крепостной стены, она могла увидеть его и перекинуться словом, а
потом было не до того, бывают моменты, когда другие сильные чувства вытесняют
самую любовь.
Потом поветрие прошло, врата открыли. Дама Истар кинулась в лагерь. Лагерь
снимался, по полю среди сухих бодяков бродил в поисках еды, шарахаясь от
конских ног, одичалый пес, летали ошметки мусора, тряпье, терпко пах
доцветающий чертополох. Колючие шарики цеплялись за сукно, за волосы, Истар
казалось, что она бредет в страшном сне.
Шатер скрутили, на его месте четко выделялся желтеющий сухой квадрат,
кострище пахло мертвой золой. Гэльд как-то поспешно, коротко прикоснулся к
щеке жены. Губы были обветренные, сухие и, казалось, пахли полынью. Истар
сперва подумала, что он торопится к Хели, и старая ревность ржавым обломком
ножа повернулась в ране. Дама отвернулась и увидела маленького музыканта в
лохмотьях. Придерживая одной рукой динтар, другой он поправлял волосы цвета
спелого меда. Обычное чутье - из-за усталости или по другой какой причине -
изменило Истар, и она не поняла сперва, что видит женщину.
- Тебе грустно, госпожа? - у музыканта был глубокий ласковый голос. -
Порадовать тебя песней?
Песня посреди разоренного лагеря, когда в кожу навсегда почти въелся запах
смерти и дыма... Истар высоко рассмеялась. Она поняла, что этот смех может
привести к истерике или слезам. Муж удивленно посмотрел на нее.
- Ты смеешься, музыкант!
- Я не смею...
Над Хатаном заходило солнце. Красным шаром плыло в деревья.
То ли небыль, то ли сказка...
То ли струны зазвенели под ветром. Истар повернулась и пошла к недалекому
городу, грызя губы и стараясь не заплакать.
Ветер трогал голый затылок с легкой прядкой темно-каштановых волос.
Резкий запах ударил в ноздри. Истар осторожно покачала кувшинчик на
ладони, лизнула терпкую алую жидкость. То, что подмешали в вино, был не яд.
Истар хорошо узнала опасный жгучий вкус любовного зелья.
Слуги, когда чуют опасность, делаются на удивление тупыми и
немногословными. Лишь когда лицо служанки, исхлестанное кожаными перчатками,
приняло форму и благородный оттенок спелой сливы, глупая девчонка сквозь рев
сообщила, что у господина командующего были трое гостей и вино принесли из
трактира, ибо знают, что у госпожи дамы Истар все вино на счет и она не
поощряют обильных возлияний. Вина было семь кувшинов, все с карианскими
печатями и свинцовыми кругляшками хатанского акцизного сбора, еще до морны...
в интонациях девчонки почудилось: как в
