Богомолов Владимир - Зося
БОГОМОЛОВ ВЛАДИМИР
ЗОСЯ
Был я тогда совсем еще мальчишка, мечтательный и во многом
несмышленый...
После месяца тяжелых наступательных боев - в лесах, по пескам и
болотам, - после месяца нечеловеческого напряжения и сотен смертей, уже в
Польше, под Белостоком, когда в обескровленных до предела батальонах
остались считанные бойцы, нас под покровом ночи неожиданно сняли с передовой
и отвели - для отдыха и пополнения в тылах фронта.
Так остатки нашего мотострелкового батальона оказались в небольшой и
ничем, наверно, не примечательной польской деревушке Новы Двур.
Я проснулся лишь на вторые сутки погожим июльским утром. Солнце уже
поднялось, пахло медом и яблоками, царила удивительная тишина, и все было
так необычно, что несколько секунд я оглядывался и соображал: что же
произошло?.. Куда я попал?..
Наш тупорылый «додж» стоял в каком-то саду, под высокой
ветвистой грушей, возле задней стены большой и добротной хаты. Рядом со мной
на сене в кузове, натянув на голову плащ-палатку, спал мой друг, старший
лейтенант Виктор Байков. Еще полмесяца назад и он и я командовали ротами, но
после прямого попадания мины в командный пункт Витька исполнял обязанности и
командира батальона, а я - начальника штаба, или, точнее говоря, адъютанта
старшего.
Я спрыгнул на траву и, разминаясь, прошелся взад и вперед около машины.
Сидя на земле у заднего ската и держа обеими руками автомат, спал
часовой - молоденький радист с перебинтованной головою: последнюю неделю
из-за нехватки людей мы были вынуждены оставлять в строю большинство
легкораненых, впрочем, некоторые и сами не желали покидать батальон.
Я заглянул в его измученное грязное лицо, согнал жирных мух, ползавших
по темному пятну крови, проступившей сквозь бинты; он спал так крепко и
сладко, что я не решился - рука не поднималась - его разбудить.
Обнаружив под трофейным одеялом в углу кузова заготовленную Витькиным
ординарцем еду, я с аппетитом выпил целую крынку топленого молока с ломтем
черного хлеба; затем достал из своего вещмешка обернутый в кусок клеенки
однотомник Есенина, из Витькиного - полпечатки хозяйственного мыла и,
отыскав щель в изгороди, вылез на улицу.
Мощенная булыжником дорога прорезала по длине деревню; вправо,
неподалеку, она скрывалась за поворотом, влево - уходила по деревянному
мосту через неширокую речку; туда я и направился.
С моста сквозь хрустальной прозрачности воду отлично, до крохотных
камешков проглядывалось освещенное солнцем песчаное дно; поблескивая
серебряными чешуйками, стайки рыб беззаботно гуляли, скользили и
беспорядочно сновали во всех направлениях; огромный черный рак, шевеля
длинными усами и оставляя за собой тоненькие бороздки, переползал от одного
берега к другому.
Шагах в семидесяти ниже по течению, стоя по пояс в воде, спиной к мосту
и наклонясь, сосредоточенно возились трое бойцов; в одном из них я узнал
любимца батальона гармониста Зеленко, гранатометчика, только в боях на
Днепре уничтожившего четыре вражеских танка. Тихонько переговариваясь, они
шарили руками меж коряг и под берегом: очевидно, ловили раков или рыбу.
Около них на ветках ивняка сохло выстиранное обмундирование. Там же, на
берегу, над маленьким костром висели два котелка; на разостланной шинели
виднелись банка консервов, какие-то горшки, буханка хлеба и горка огурцов.
Бойцы были так увлечены, а мне в это утро более всего хотелось побыть
одному - я не стал их окликать и, спустясь к речке по другую сторону дороги,
пошел тропинкой вдоль берега.
