Болмат Сергей - Сами По Себе
Сергей Болмат
Сами по себе
Глава 1
- Что делать-то? - спросила Ксения Петровна.
Ответа не предполагалось.
Паузу она, тем не менее, выдержала перед тем, как папиросу достать. Пачка
уже к концу подходила, табак посыпался из коробки на твидовую клетку.
Портсигар? Из коробки папиросы доставать как-то элегантнее, считала Ксения
Петровна. Щелкнуть позолоченным портсигаром? Глупо.
Коробка, слегка помятая и "Ронсон" - другое дело. Она еще высыпала табака
из папиросы, чтобы затягиваться было полегче и закурила. Табак вкусно
затрещал, загораясь. Она спрятала зажигалку в сумочку. Теперь: щелк! В
тишине. Чтобы слышно стало, что вопрос так и остался без ответа.
Солнце еще не ушло, а в машине уже стемнело. Разноцветные приборы сладко
зажглись в компактных, изолированных сумерках. Сам вопрос, признаться,
прозвучал риторически вдвойне в салоне, пропахшем дорогим дезодорантом,
отделанном по заказу, среди карельской березы, оправленной в
пенополиуретан и хромированной телячьей кожи. В свое время Ксения Петровна
буквально вытребовала у мужа, закладывавшего в автомобильных журналах
страницы с лоснящимися интеллигентной полнотой "Саабами" и "Роверами",
наглый и плоский американский автомобиль, многозначительный бензоед цвета
"коррида", просторный и прохладный внутри как провинциальный вокзал и
похожий снаружи на каплю масла, скатившуюся на пыльную петербургскую
мостовую с упрямого подбородка прустовской красавицы. Со стороны Ксении
Петровны это был чистейший каприз, но она любила капризы.
Она с удовольствием покосилась в сторону молчания. Было бы эстетически
неправильно, если бы Валентин Викторович вдруг ответил, его ответ
прозвучал бы как помеха, как неожиданная актерская отсебятина в
размеренной классической драме. Он не сидел бы тогда за рулем этого
амбициозного агрегата, он по-прежнему работал бы в своем, потрепанном
бесконечными реставрациями, институте иностранных языков, на кафедре
сравнительного эсперанто, и угнетал бы себя с ночи до утра переводами
поэтов, фамилии которых известны только библиографам и типографским
наборщикам. И лицо у него, наверняка, было бы - стало бы со временем -
совсем другое: туповатое, упрямое, возможно, решительное, но уж наверное
не такое, как сейчас - мальчишеское, виновато-самоуверенное, аккуратное
лицо рекламного интеллигентного старика.
Он поправил очки - как бы прочерк в диалоге.
В очках Валентин Викторович был похож на Джеймса Джойса, нарисованного
опытным журнальным иллюстратором. Эти очки она ему три дня в Лондоне
выбирала.
Превосходно сидят. Просто превосходно.
Он облизал губы. Верхнюю губу можно было бы слегка подрезать, подумала
Ксения Петровна, сделать ее еще чуть-чуть более женственной.
Ксения Петровна была перфекционистка. Вопреки всем декадентским
рассуждениям о том, что совершенство непременно предполагает изъян, она
старомодно верила в идеальную красоту. Красота спасет мир, считала Ксения
Петровна.
Она открыла пудреницу и нырнула в крохотное зеркальце.
По крайней мере, косметика спасет космос. Уже спасает. Хорошая импортная
косметика - укромный, приватный космос одинокого пожилого человека,
который посторонние взгляды пронизывают временами на манер гамма-излучения.
Она захлопнула пудреницу и посмотрела в окно.
Машина стояла около кафе со стеклянной стенкой. От кафе до тротуара
простирался газон с клумбой посередине, полной неистово красных гераней.
На траве перед клумбой одиноко поблескивала жестянка из-под пива. Возле
стеклянной стенки кафе росли не
