Больных Александр - Видеть Звезды
АЛЕКСАНДР БОЛЬНЫХ
ВИДЕТЬ ЗВЕЗДЫ
Староста сыто рыгнул и утер рот ладонью. Потом отряхнул крошки, запутавшиеся в бороде, и довольно вздохнул.
— Хорошая у тебя каша.
Мать робко улыбнулась.
— Хорошая каша, — повторил староста, снова вздыхая. Было заметно, что он совсем не хочет вставать из за стола.
— Может, еще? — предложила мать.
Староста грустно погладил себя по животу.
— М да. То есть нет, — остановил он метнувшуюся было к печке женщину. — Довольно. Но я разрешаю тебе принести завтра в мой дом горшок каши.
И побольше.
Крошка Енот, привлеченный аппетитным запахом, пушистым шариком мягко соскочил с печки и, внимательно принюхиваясь, начал подкрадываться к валявшимся под столом комочкам — староста ел неаккуратно. Когда он, стелясь по полу, подполз совсем близко, староста, следивший за ним из под полуопущенных век, метко пнул Крошку в бок. Тот, обиженно взвизгнув, стремительно вылетел в открытое окно и, жалобно тявкая, нырнул в кусты.
Староста обрадованно ухнул.
— Как я его?!
— Так ведь…
— Хватит! — мясистая ладонь с треском легла на стол. — Хватит! Если я позволяю тебе кормить себя, это еще не значит, что я буду покрывать твоего сынка. Думаешь, я не знаю?!
— Что с ним?
— Это значит, тебя надо спрашивать! Что, видишь ли! Кто давеча хвастал, что видит… — Староста беспомощно пошевелил короткими толстыми пальцами, напрягся, наморщил лоб, жарко засопел. — А! Эти самые… звезды.
— Что? — переспросила мать.
— Вот и я говорю: что? Какие такие звезды?
Мать покачала головой.
— Никогда не слыхала этого слова.
— «Не слыхала…» — сварливо передразнил староста. — Ты не слыхала, я не слыхал, никто не слыхал… Вот только из Города ко мне гонец прискакал, значит. Требуют твоего сына в Город. Ну, а что тама будет — не мне говорить, сама знаешь.
А как не захочет — стражников пришлют, тогда всем плохо будет.
— Но за что?
Староста презрительно выпятил губу.
— Молчи. Сказано — значит, исполнить.
Он встал, с хрустом потянулся и важно огладил бороду, которой очень гордился. Еще раз вздохнул.
— Вкусно. Скоро, значит, еще раз загляну. Я, конечно, не сказал ничего, ни про слова запретные, ни про то, что по ночам шляется… Не нужны лишние напасти на деревню.
Но сыну ты так и передай: велено ему завтра же собираться и отправляться в Город без промедления. Чтоб послезавтра был в Магистрате. И никаких!
А то я ему! — Староста помахал увесистым кулаком.
Потом повернулся и, тяжело ступая, направился к двери. Уже открыв ее, остановился и напомнил:
— Принеси, значит, горшок побольше. И чтобы горячая была. Я ведь того… молчал.
Когда староста ушел, мать долго сидела неподвижно, глядя на захлопнувшуюся дверь. Потом решительно встала и, высунувшись из окна, позвала:
— Крошка! Крошка!
В кустах, подступавших к самому дому, что то пискнуло, завозилось.
— Иди сюда, Крошка, его больше нет.
Крошка Енот тявкнул, выглянул из зарослей, но выходить не рисковал.
— Давай давай, трусишка!
Он презрительно фыркнул, показывая, что ничегошеньки то не боится, ленивой трусцой, вразвалочку подошел к окну, одним прыжком махнул на подоконник и уселся, расчесывая шикарные черно белые бакенбарды. Он просто забыл что то в лесу, а вот сейчас сбегал и вернулся.
— Ладно, будет хорохориться. Староста плохой человек, но пока я ничего не могу сделать… — Крошка Енот поднялся на задние лапы, уперся передними ей в плечи и лизнул прямо в нос. — Ну ну, прекрати, не маленький, — незлобливо отмахнулась она, потрепав его по загривку. — Ты знаешь, где Тайлон?
Крошка Енот утвердительно п
