Брайдер Юрий & Чадович Николай - Ищейка
Юрий Брайдер, Николай Чадович
Ищейка
К этому тягостному разговору сержант милиции Кульков готовился чуть ли
не целую неделю, даже тезисы кое-какие обмозговал заранее, однако в
понедельник утром, оказавшись, наконец, в кабинете начальника райотдела,
он так растерялся, что напрочь забыл все полагающиеся для такого случая
вступительные слова. На языке почему-то вертелось только "Разрешите идти!"
да "Служу Советскому Союзу!" - то есть фразы в данной ситуации совершенно
неподходящие. Очень смущало Кулькова еще и то обстоятельство, что
начальник был не один. За приставным столиком сидел его заместитель,
молодой, но чрезвычайно въедливый майор.
- Ну? - сказал начальник, не дождавшись от Кулькова даже "здрасте". -
Что там у тебя?
Взгляд у начальника был усталый и мудрый, как у члена Политбюро, и под
этим взглядом каждый мало-мальски совестливый посетитель ощущал себя по
меньшей мере бездельником, праздным гулякой, нахально отнимающим
драгоценное время у столь загруженного работой человека.
- Просьба у меня, - поражаясь собственной дерзости, вымолвил Кульков.
- Излагай.
- Не могу я больше в КПЗ работать.
Данное известие нисколько не удивило начальника. Казалось, он заранее
знал, с чем именно пришел к нему этот нескладный и недотепистый сержант,
похожий на растрепанную печальную птицу.
- А где можешь?
- В патруле, как раньше.
- В патруле нужны ребята молодые, хваткие. И чтоб внешний вид был
соответствующий. А на тебя глянуть тошно. Не милиционер, а чучело
гороховое. Таким как ты в КПЗ самое место. Хоть глаза никому не мозолишь.
Да и тебе так спокойней. Как-нибудь до пенсии дотянешь. Сколько тебе
осталось?
- Десять лет и семь месяцев... Только не могу я в КПЗ.
- Опять двадцать пять! - Начальник даже слегка пристукнул по столу
ладонью, что случалось с ним крайне редко. - Ну почему? Толком объясни!
Мысли, к этому времени начавшие кое-как упорядочиваться в голове
Кулькова, вновь рассыпались, как стекляшки в калейдоскопе. А ведь нельзя
было сказать, что он боится начальника. Испытываемые Кулаковым чувства
были совсем иного свойства. Начальник казался ему неким сверхъестественным
существом, начисто лишенным всех человеческих слабостей. Кулькову никогда
не приходилось видеть, чтобы он ел, курил, сморкался, ходил в туалет,
улыбался, ухаживал за женщинами. Суждения начальника были всегда
непререкаемы, а решения окончательны. Такие личности рождались, чтобы
командовать армиями, а отнюдь не районными отделами внутренних дел второй
категории.
Отчетливо сознавая свою собственную неполноценность, Кульков все же
выдавил:
- Не могу и все... Вентиляции там никакой нет... Запахи разные...
Тошнит меня. После дежурства целый день, как пьяный хожу.
- Да ты прямо как барышня кисейная. Тебе бы не в милиции работать, а в
галантерейном отделе.
- В галантерейном магазине меня тоже тошнит, - печально сознался
Кульков.
- Что - и там запахи?
- И там.
- Может аллергия у тебя. К врачу обращался?
- Да никакая не аллергия. Просто я все запахи очень сильно ощущаю.
Бывает, что и затычки в нос приходится вставлять. Мне парашу или, скажем
там, одеколон нюхать, то же самое, что вам на солнце без черных очков
смотреть. Все нутро выворачивает. Мне жена даже еду отдельно готовит. Без
всяких специй. Как розыскной собаке.
- Ты это серьезно? - Начальник отложил в сторону карандаш, который до
этого нетерпеливо перекатывал в ладонях.
- Конечно, серьезно. Кого хотите спросите. Мамонтову из детской комнаты
спросите. Я ей прошлой осе
