Буйда Юрий - Город Палачей
Юрий Буйда
Город Палачей
Роман
Есть бытие; но именем каким
Его назвать? Ни сон оно, ни бденье;
Меж них оно, и в человеке им
С безумием граничит разуменье.
Он в полноте понятья своего,
А между тем, как волны, на него,
Одни других мятежней, своенравней,
Видения бегут со всех сторон:
Как будто бы своей отчизны давней
Стихийному смятенью отдан он;
Но иногда, мечтой воспламененный,
Он видит свет, другим не откровенный...
Боратынский
Палачей я здесь не встретил, зато мясных лавок в городе - просто
устрашающее изобилие. Трудятся в них настоящие мастера своего дела. Один из
них на моих глазах придушил собственноручно упитанную кошку и с таким
проворством и знанием дела при помощи огромного топора отделил шкурку, мясо
и сухожилия от костей, что получившийся кошачий скелет мог бы стать
гордостью любого музея естественной истории. На костях и косточках - от
хвоста до носа - не осталось ни одной крошки мяса или сала, в чем я смог
убедиться при помощи моей мощной лупы. Скелет мне упаковали в подарок. Я
поблагодарил хозяев за гостеприимство и сказал в шутку, что их поселение с
полным правом можно было бы переименовать из Города Палачей - в Город
Мясников (Butcher Сity). На прощание же мне подарили увязанное в бисерный
кошелек последнее "мяу" несчастного животного, извлеченное из него перед
кончиной при помощи все того же чудовищного топора. Как им это удалось?
Боюсь, что на вопрос этот могли бы ответить скорее палачи, чем мясники...
Из Записок о новой России Иеремии Джадда, эсквайра, 1878 год
Счастливчик Бох, старуха Гавана и Цыпа Ценциппер
Кто не знает Великого Боха? Кто не помнит о его прошлом, о прошлом и
настоящем его многочисленных отпрысков и потомков? Никто не помнит. Ну, а
если кто и помнит, то ничего не знает. Но на то и поставлены писатели,
чтобы передавать потомкам правду, о которой не подозревают современники...
Никому и в голову не придет сегодня называть Дмитрия Генриховича Боха
великим человеком, потому что если человек спрашивает у железнодорожного
служащего, когда отправится поезд на Берлин или Киев, и слышит в ответ:
"Когда прикажете, Дмитрий Генрихович", то какой же он великий? Он - Бох, и
хотя - только в именительном падеже, этого в России довольно, чтобы
ненависть к нему сравнялась с завистью к его успехам. Сам он много раз
повторял семейную присказку о том, что люди придумали Бога лишь затем,
чтобы примирить безмозглую бесконечность космоса с безумной непомерностью
человека, - но кто, если не Господь всемогущий, спасал от пуль наемных
убийц и яда конкурентов внука Великого Боха, сына пьяницы Генриха Годе,
уставшего считать внебрачных детей и являвшихся ему во сне и наяву мертвых
плюшевых зайцев, и сумасшедшей по прозвищу Гуляй Нога, похороненной в чужой
могиле под мужским именем.
Рос он в полном забросе, унижаемый едва ли не самой жизнью. Школьный
сторож встречал его метлой по заднице. Учителя указками, книжками и другими
подсобными предметами вгоняли в него разнообразные знания и навыки.
Соученики тузили в туалете, в столовой и по дороге домой, при этом
мальчишки пускали в ход руки, а девчонки - ноги, зубы и языки. Ни одна
собака, корова или лошадь не могла пройти мимо мальчика, чтобы не облаять,
боднуть или лягнуть, и даже какая-нибудь распоследняя и распропащая лягушка
- всей жизни-то ее на плевок, да и того жалко - норовила досадить ему хотя
бы ничтожной своей наружностью, хотя бы бессмысленностью своего прозябанья
на стогнах вселенной и вообще на каких бы то ни было
