Буйда Юрий - Пятьдесят Два Буковых Древа
ЮРИЙ БУЙДА
ПЯТЬДЕСЯТ ДВА БУКОВЫХ ДРЕВА
Семья Засс приехала с Урала в начале пятидесятых и поселилась
в двухэтажном светло-сером домике под черепичной крышей, стоявшем
у Фридландского шоссе на выезде из городка. Сивоусый, широкий
в кости, Август Засс устроился в леспромхозе, где вскоре занял
должность главного лесничего. Это был строгий суховатый человек,
никогда не смеявшийся, очень редко улыбавшийся и всегда трезвый.
Он носил брезентовую куртку цвета хаки с карманами на заклепках,
форменную фуражку и высокие кожаные сапоги. Детей у Зассов не
было.
Лену же Засс никто никогда не видел - ни живой, ни мертвой. Многие
даже сомневались в том, что в доме у Фридландского шоссе есть
хозяйка, - хотя по бумагам Август числился женатым. Фрау Засс,
как ее тотчас заглазно прозвали в городке, не появлялась ни на
базаре, ни в магазинах, ни даже - что серьезнее - в общественной
бане, стоявшей у слияния Преголи и Лавы. Соседей у живших на отшибе
Зассов не было, гостей они не звали. Зашедший к ним однажды участковый
милиционер Леша Леонтьев был радушно принят, напоен чаем с вареньем
и коньяком, но хозяйку увидеть не сподобился. Живет - и
пусть себе живет, - сказал Леша. - Чтобы скрыться по-настоящему,
человеку всегда нужны другие люди...
Поздно вечером, когда городок отходил ко сну, Август запрягал
крепкого серого конька в повозку с кожаным верхом, опускал полог
и отправлялся колесить по улицам. Колеса повозки со звучным хрустом
мололи красный кирпич мостовой на Семерке, дребезжали по тесаным,
плотно пригнанным гранитным мелким кубикам, которыми была вымощена
Липовая, и громко бухали по булыжникам у базара, - и весь городок
знал: Август катает свою фрау. Она тряслась в возке, придерживая
рукой кожаный полог и вглядываясь в дома, деревья и заборы, которых
по какой-то причине не могла видеть при дневном свете. Так продолжалось
больше тридцати лет, до самой ее смерти.
Все женщины в городке были почему-то убеждены в том, что Лена
Засс удивительно, необыкновенно красива, и потому-то Август и
не позволяет ей показываться на людях: боится соблазна. В конце
концов - быть может, именно потому, что никому ни разу не удалось
увидеть ее лица, - это убеждение возобладало: Лена Засс удивительно,
необыкновенно красива, а значит, Август имеет право прятать ее
от чужих глаз. На то и красавица. При этом, правда, не затыкали
рот и тем, кто считал, что она просто чем-нибудь больна. Возможно,
что ее красота и болезнь были таинственным образом связаны. Однако
доктор Шеберстов ничего про болезнь фрау не знал. Поэтому Колька
Урблюд в подпитии и говорил: Зассиха так уродлива, что показать
ее людям было бы равнозначно покушению на общественную нравственность.
Настоящая красота всегда болезнь и покушение на общественную
нравственность, - возражал хромой библиотекарь Мороз Морозыч.
- Красота - это вызов. И долго и нудно рассуждал о красоте
внешней, телесной, и красоте внутренней, душевной и духовной,
всякий раз завершая свою речь чужими стихами:
Сосуд она, в котором пустота,
или огонь, мерцающий в сосуде?
Но жители городка, вовсе не склонные разводить философию,
хотели лишь одного: ясности. Нельзя же признать красавицей женщину,
которую никто не видел. На какие только ухищрения не пускались
любопытные - все было напрасно: Август бдительно стерег жену.
Иногда вечерами, вместо катания в кожаном возке, супруги Засс
предпринимали вылазку в буковую рощу, насчитывавшую ровно пятьдесят
два дерева- они росли в сотне метров от их дома
