Булат Владимир - Лишь Бы Не Было Войны
Владимир Булат
ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ
ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ ВОШЕЛ В КАБИНУ ОБЫКНОВЕННОГО ПЕТЕРБУРГСКОГО ЛИФТА, И О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО ДАЛЕЕ
АВТОРСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К РОМАНУ
Название настоящего произведения проделало сложную эволюцию. Первоначально оно было “Медный век” - по аналогии с “золотым” и “серебряным” веками русской истории и культуры. Но потом было выбрано более “говорящее” - “Лишь бы не было войны”.
Подзаголовок “Правдивая история о том, как молодой человек в один прекрасный день вошел в кабину обыкновенного петербургского лифта, и о том, что произошло далее” навеян средневековьем, чье дыхание присутствует на каждой странице романа.
Замысел романа зрел у меня на протяжении последних четырех лет, хотя культурные и политические акценты менялись с течением времени. Лишь в феврале 1996 года я приступил к написанию данного варианта. Поиск всевозможных материалов значительно затруднял работу, однако к декабрю того же года я явно перешагнул экватор, а к августу 1997 года роман был окончен.
Тема романа - альтернативный мир, в котором история делает иной зигзаг, нежели в известном нам ее варианте. Несмотря на легкую “кощунственность” первоначальной установки (мир и дружба с Германией), она не столь уж нова в современной фантастике.
Наиболее интересным произведением на эту тему является роман красноярского фантаста Андрея Лазарчука “Иное небо”, в котором история еще более “кощунственна”: СССР делится подобно послевоенной Германии между Германией (европейская часть) и демократической Сибирью, а в Европе на немецких штыках возникает германизированный вариант “Общеевропейского Дома”. Если десять лет назад сама постановка вопроса об альтернативном варианте истории второй мировой войны была нелепа, то в последние пять лет дожившие освободители Варшавы и Берлина лицезрели дальнюю перспективу этих побед для главной страны-победительницы. Это разочарование итогами “потсдамското” пятидесятилетия повлияло и на автора настоящего романа, хотя этим идейная подкладка произведения далеко не исчерпывается.
Главный герой неким сказочным образом (в кабине лифта) проникает в параллельный мир, где живет он сам, его родные и знакомые, но который ответвился от известного ему варианта истории в то самое злополучное утро 22 июня 1941 года, когда немецкие самолеты полетели бомбить не Киев, а Каир. Мировая история “развернулась” на 180 градусов.
Итак, 1996 год: пятьдесят пять лет назад завершилась победой Германии вторая мировая война, мир разделен между четырьмя империями: США, Германией, СССР и Ниппонией. В западном полушарии наконец-то восторжествовала доктрина Монро - Америка принадлежит американцам.
В Германии правят уже четвертый фюрер немецкого народа - тот самый Курт Вальдхайм, который в нашем мире в 1971-1981 гг. был генеральным секретарем ООН. Советский Союз возглавляет человек, погибший грудным младенцем в первый день своей жизни, совпавшим с первым днем Великой Отечественной войны.
Он остался жив подобно двадцати миллионам своих соотечественников. Наконец, Ниппония сочетает в себе самурайский дух с экономическим чудом на огромных просторах от Явы до Сахалина.
Образ главного героя ни в коем случае не является автобиографическим; мне уже давно хотелось создать обобщенный образ “старого русского” - молодого человека с высшим образованием, антикапиталиста, не обремененного крупными денежными суммами и вниманием женщин, для которого “патриотизм” - от слова “репатриация”. Фабула двойничества достаточно тра
