Вагнер Николай Петрович - Сапфир Мирикиевич
Н. П. Вагнер
Сапфир Мирикиевич
С юга ветерок - ласковый дружок; с севера снежок - строгий старичок.
Так-то, мой паренек...
Шагай, шагай, не заглядывайся!..
И бабушка сама шагала по талому снежку и по крепкому сизому черепу. Где
наст обледенился, застеклянился, а где грязный снежок, как зола, насыпан.
Почернел, сердечный, туго ему пришлось, скоро в землю провалится. А лужи,
лужи! везде, по дороге, по полю... С деревьев слезы капают... И грачи,
мокры-мокрешеньки, всюду каркают. Весна! Весна пришла!..
- Бабушка, - спрашивает внучек, - а ты мне скажи, родненькая, отчего
маслена раз в году бывает, и весна отчего раз в году приходит?..
- Шагай, шагай, дружок... Видишь, как все замокрились... Зимой и на юге
злое горе пирует. Ветры студеные, вихри снежные, стужа злобная... Натерпятся,
намаются, наплачутся Божьи люди... И все их слезы несет весной к нам...
Заплачут небеса, заплачет земля, и от этих теплых слез и снежок весь побежит,
распустится и в землю уйдет... Все наши грехи в землю уйдут... Затем, что
снежку уже не место, прошла его пора. Отлютовала зима. Шабаш ей! Идет
весна-красна, теплая... Ворочается с юга солнце горячее, к нам накатывает, с
каждым днем ближе и ближе подходит, выше и выше по небу ползет... Так-то, мой
милый паренек!.. Шагай, шагай, не задумывайся!
- Бабушка! Да ты мне скажи, почему не весь круглый год маслена... Мы
кажинный бы день ходили к куме Алене, и каждый день она бы нас блинами с
маслом и сметаной поштовала, угощала...
- Сегодня блины, завтра блины, послезавтра блины. Катайся, как сыр в
масле, круглый Божий год, без передышки!.. Ах ты, радостная кроха моя!.. Все
Божье дело! Везде передышка нужна... А то без толку и в масле потонешь, и
сметаной захлебнешься!.. И порядок тоже нужен. Без порядка никак нельзя быть,
никак невозможно... Коли бы без порядку, так все бы перемешалось в одну
кучу... И весна, и зима, и лето, и осень, все бы вместе свалялось, и не
разберешь, где одно, где другое...
- А разве, бабушка, не бывает зима среди лета?
- Ни, ни! Николи не бывает.
- А как же в запрошлом-то году у нас в Духов день снежок выпал? Помнишь?
- Да это так себе, какой ни на есть шальной выискался, да и пошел... И тут
же себе капут приключил... Все его съело солнышко теплое... А ты шагай, шагай,
торопись, дай мне рученьку!
- Нет, бабушка... Я сам...
- Да ты сам ножками-то действуй, а мне дай рученьку хорошую. Она ведь
ничего не делает... на счастье... Ну! Не упрямься, дай!.. Видишь, ты не
разбираешь, где сухо, где мокро, все по лужам шагашь. Гляди-ка, как
сапожки-то... мокрым-мокрешеньки. Дай! дай, хороший, рученьку, а то я и сказку
не буду говорить.
И внучек сейчас же протянул рученьку; как только услыхал эту угрозу.
- Видишь, весь носик обмерз, покраснел, и глазки ясные покраснели.
И бабушка вытерла платочком и носик, и глазки. А внучек смотрел на бабушку
этими ясными, голубыми глазами и ждал, скоро ли баба милая сказку начнет.
А кругом теплый ветерок подувает, словно со сна, и бороздит, рябит воду в
лужах. И голые рощи стоят, краснеют, точно чего-то ждут не дождутся... И тучка
мокрых воробьев вдруг налетела с гамом, чириканьем, посела на снежок, на
дорожку, и опять вспорхнули все и улетели... А в небе высоко-высоко черные
кряквы летят, кричат, крыльями хлопают...
- Ну, что же, бабушка? Сказку...
И бабушка, не выпуская из своей костлявой, шероховатой руки маленькую
ручонку внука, начала свою сказку...
По низовьям-низам хмары стелются, ползут, тащатся тучки Божии, кому го
