Васильев Владимир - Око Всевышнего
ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ
ОКО ВСЕВЫШНЕГО
1
В вечернюю тишину вплетались мерные удары гонга. Монастырь встречал закат. Малиново красное солнце пряталось за отроги Сао Зу — Великого Горного Хребта, увенчанного пушистыми снежными шапками.
Лишь одна дорога вела к монастырю — южная, та, что поднималась снизу, из озерной долины. Никому еще не удавалось перевалить через хребет в этом месте, хотя несколько узких троп уводили высоко в горы. Бродили неуверенные слухи, передаваемые чуть слышным шепотом, будто одна из этих троп ведет сквозь Хребты к самому северному побережью, однако уже много лет никто не ходил за Сао Зу и не приходил оттуда.
Монахи, собравшиеся на вечернее очищение, отбили положенное количество поклонов и разошлись по кельям таутам. Ученики первого круга устало брели с поздних занятий, ситы работники подметали узкие дорожки и тренировочные площадки.
Скоро и они уйдут в свой таут — большую общую спальню рядом со зданием кухни. Только привратники в свете лучин будут вести неспешные ночные разговоры.
Монастырь затих, спрятавшись за неприступными стенами, высотой соперничавшими с горными соснами. Темнело; последние лучи солнца таяли в хрупкой свежести воздуха. Холодный ветер тянул с гор, принося дыхание вечного льда.
Путник появился на дороге вместе с первыми звездами. Он спешил; учащенно дыша, опираясь на длинный посох, изредка оглядываясь. Достиг ворот, трижды ударил тупым концом посоха в Круг Путника, чернеющий в центре правой створки.
На стене возник привратник, бесшумно, словно летучая мышь.
— Да будет благословенно имя Каома! — хрипло сказал путник, склонив голову и сделав ладонью ритуальный жест.
— Навеки будет! — почтительно отозвался привратник. — Что привело тебя в нашу обитель?
Ладонь его застыла у груди.
— Прошу крова и защиты.
Привратник кивнул:
— Не совершил ли ты зла, и не спасаешься ли от справедливой кары Императора и гнева Каома? (да будет благословенно имя его!)
— Руки и сердце мои чисты перед Императором и тем, кто Выше, хаат.
— Ворота монастыря всегда открыты для скитальцев, чистых перед тем, кто Выше! Входи, путник.
Правая створка неспешно приоткрылась, пропуская одинокого гостя.
Два монаха встретили его поклоном и застывшей перед грудью ладонью. Путник поклонился в ответ, стоя на отпечатке огромной пятерни у самых ворот; потом опустился на колени, отложив посох, и поцеловал священную землю монастыря.
Он не был здесь сорок семь лет.
— Голоден ли ты, путник? — спросил тот, кто разговаривал с ним со стены, одетый в зеленый плащ Наставника со знаком восьмого круга.
— Нет, хаат, хвала Всевышнему (легкий обоюдный поклон), добрые люди накормили меня в полдень.
Наставник снова кивнул.
— Брат Цхэ, отведи путника в гостевой таут.
Еще поклон, еще хвала Всевышнему, и у ворот опять стало безлюдно, а привратники возобновили свои ночные речи в неверном свете лучины.
Наутро странника отвели к Верховному Настоятелю.
Странник был стар. Седые усы и борода, седая голова, морщинистое лицо. Однако глаза его горели, словно у юного тигра, а мышцы полнились силой.
Чем то он походил на Настоятеля, только у того усы и борода были гораздо длиннее, а голову он, как и все в монастыре, брил наголо.
— Сатэ? — удивился и обрадовался Настоятель. Путника он хорошо знал, хотя виделись в последний раз они почти полвека назад.
Старик Сатэ поклонился сначала изображению Каома, потом Первому в храме и шести его теням Настоятелям.
— Приветствую тебя, Бин, Первый в храме, и вас, Старшие!
Повинуясь жесту Верховного один из слуг учен
