Волошин Максимилиан - Откровения Детских Игр
Максимилиан Александрович Волошин
"ОТКРОВЕНИЯ ДЕТСКИХ ИГР"
Времена детства далеки не только годами, они кажутся нам иной эпохой,
пережитой на иной планете и в оболочке иного существа.
Самое понятие времени в то время было совершенно иное: каждая минута была
сгоранием целой жизни, властным водоворотом, которому мы не могли противиться.
Количеством пережитого узкие пределы одного дня раздвигались до пределов
целого года. Острое ощущение новизны придавало особую сосредоточенность жизни,
в которой не было повторений и общих мест. Каждое явление вставало в своей
первобытной полноте и громадности, не смягченное никакими привычками. Поэтому,
когда мысленно оборачиваемся мы к той поре жизни, нас поражает огромность
мгновений и особая медлительность общего течения времени.
Каждый из нас в детстве переживал ту полноту и ту остроту впечатлений
бытия, когда все, что вне, настолько смешано с тем, что внутри, что нельзя
провести грани между мечтой и действительностью, между жизнью и игрой.
Говорят, что в первые шесть лет ребенок приобретает треть того опыта, что
он приобретет за всю свою жизнь. Это неверно: неизмеримо больше!
Человек -- сокращение вселенной.
В несколько мгновений зачатия успевает перенестись в молниеносном
прообразе вся история вселенной, с ее солнцами и планетами, с ее пляской миров
вокруг центрального огня.
В девять месяцев образования физического тела он пробегает от предела до
предела животного мира -- от протоплазмы до позвоночного, т.е. миллионы лет
медленной эволюции.
Каждый входящий в человеческий мир через двери рождения должен повторить
вкратце всю историю этого мира.
В момент высвобождения из нутряных оболочек Матери-природы он становится
на первую ступень человеческого сознания.
В таком же стремительном сокращении проходит и нем вся история
человечества: история всех племен, всех народов, всех погибших цивилизаций,
экстазы всех религий, сны всех мифологий, устремления всех страстей и
откровения всех познаний.
История человечества, так несовершенно и с таким трудом нащупанная
археологическими и филологическими изысканиями, с таким старанием выверенная
критическим сознанием, предстанет нам в совершенно ином и несравненно более
точном виде, когда мы подойдем к ней изнутри, разберем письмена той темной
книги, которую мы называем своей душой, сознаем жизнь миллиардов людей, смутно
рокотавшую в нас, постигнем трепет вечных сгораний и вечных возрождений мира,
ставший нашим трепетом, нашей болью, нашим знанием.
Когда, вспомнив и связав свое темное детское "Я" со своим взрослым скупым
"Я", мы поймем значение всего переживаемого ребенком: мистический смысл его
игр, откровения его фантазий, метафизическое значение его смутных
воспоминаний, доисторические причины его непонятных поступков, то изменится
вся система нашего воспитания и вместо насильственного заполнения его
девственной памяти бесполезными и безразличными сведениями, мешающими его
работе, мы сами будем учиться у него, следить за его путями и только изредка
помогать ему переносить непомерное напряжение его духа.
Ребенок живет полнее, сосредоточеннее и трагичнее взрослого. Он никогда бы
не мог вынести напора своих переживаний, если бы они были сознательны.
Наше сознательное Я взрослого человека кажется маленькой прозрачной
каплей, в которую разрешился мировой океан, глухо кативший в ребенке свои
темные воды.
Подобно дневному свету, что является обычным символом нашего дневного
сознания, оно скрывает от нас сияние звезд и
