Библиотека в кармане -русские авторы

         

Воробьев Константин - Убиты Под Москвой


КОНСТАНТИН ВОРОБЬЕВ
УБИТЫ ПОД МОСКВОЙ
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам - все это, живые,
Нам - отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за Родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,-
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять, как стена,
Ибо мертвых проклятье -
Эта кара страшна.
А. Твардовский
1
Учебная рота кремлевских курсантов шла на фронт.
В ту пору с утра и до ночи с подмосковных полей не рассеивалась
голубовато-призрачная мгла, будто тут сроду не было восходов солнца, будто
оно навсегда застряло на закате, откуда и наплывало это пахучее сумеречное
лихо - гарь от сгибших там "населенных пунктов". Натужно воя, невысоко и
кучно над колонной то и дело появлялись "юнкерсы". Тогда рота согласно
приникала к раздетой ноябрем земле, и все падали лицом вниз, но все же
кто-то непременно видел, что смерть пролетела мимо, и извещалось об этом
каждый раз по-мальчишески звонко и почти радостно. Рота рассыпалась и
падала по команде капитана - четкой и торжественно-напряженной, как на
параде. Сам капитан оставался стоять на месте лицом к полегшим, и с губ его
не сходила всем знакомая надменно-ироническая улыбка, и из рук, затянутых
тугими кожаными перчатками, он не выпускал ивовый прут, до половины
очищенный от коры. Каждый курсант знал, что капитан называет эту свою
лозинку стеком, потому что каждый - еще в ту, мирную, пору - ходил в
увольнительную с такой же хворостинкой. Об этом капитану было давно
известно. Он знал и то, кому подражают курсанты, упрямо нося фуражки
чуть-чуть сдвинутыми на правый висок, и, может, поэтому самому ему нельзя
было падать.
Рота шла вторые сутки, минуя дороги и обходя притаившиеся селения.
Впереди - и уже недалеко- должен быть фронт. Он рисовался курсантам зримым
и величественным сооружением из железобетона, огня и человеческой плоти, и
они шли не к нему, а в него, чтобы заселить и оживить один из его временно
примолкших бастионов...
Снег пошел в полдень - легкий, сухой, голубой. Он отдавал запахом
перезревших антоновских яблок, и роте сразу стало легче идти: ногам
сообщалось что-то бодрое и веселое, как при музыке. Капитана по-прежнему
отделяли от колонны шесть строевых шагов, но за густой снежной завесой он
был теперь почти невидим, и рота - тоже как по команде - принялась
добивать на ходу остатки галет - личный трехдневный НЗ. Они были
квадратные, клеклые и пресные, как глина, и капитан скомандовал
"Отставить!" в тот момент, когда двести сорок ртов уже жевали двести сорок
галет. Капитан направился к роте стремительным шагом, неся на отлете
хворостину. Рота приставила ногу и ждала его, дружная, виноватая и
безгласная. Он пошел в хвост колонны, и те курсанты, на кого падал его
прищуренный взгляд, вытягивались по стойке "смирно". Капитан вернулся на
прежнее место и негромко сказал:
- Спасибо за боевую службу, товарищи курсанты!
Рота угнетенно молчала, и капитан не то засмеялся, не то закашлялся,
прикрыв губы перчаткой. Колонна снова двинулась, но уже не на запад, а в
свой полутыл, в сторону чуть различимых широких и редких построек,
стоявших на опушке леса, огибаемого ротой с юга. Это сулило привал, но
если бы капитан оглянулся и ветре-
тился с глазами курсантов, то, может, повернул бы роту на прежний курс.
Но он не оглянулся. То, что издали рота приняла за жилые постройки,
на самом деле оказалось скирдами клевера. Они расселись вдоль восточной
опушки леса - пять скирдов, -и из угла крайнего и ближнего к роте на волю
крадучись пробивался витой сто





Содержание раздела