Вотрин Валерий - Я Танцую
Валерий Вотрин
Я ТАНЦУЮ
Пум-пум-пах-пум-пурум-пах. Пум-пум-пах-пум-пурум-пах. Я танцую. В
полуразрушенном городе, на хрустящих обломками улицах я кружусь в
сомнамбулическом танце, и растрескавшийся асфальт рокочет под моими ступнями.
Я как ветер. Я как дерево, изгибающееся по ветру. Я как источник, бьющий
вверх.
Что? Вы хотите узнать мое имя? Их много. Их очень много. Сейчас я Шива,
грозный Шива, и танец мой - тандава. Я танцую на пепелищах погребальных
костров города, моего города, и Ганг вытекает из моих спутанных волос. В руке
моей трезубец, змеи шевелятся моей шее, горит всевидящим огнем мой третий
глаз, и с моего тела сыплется мелкий пепел, когда я танцую, крутясь, как
поземка. Ибо сейчас я Шива, и танец мой тандава, что символ космического
порядка. Я Шива. Я танцую.
Ко мне приближается фигура. Это Христос.
- Здравствуй, Шива!
- Здравствуй, Христос!
Молчание. Он не знает, о чем говорить. А я танцую. В это время я танцую, и
пепел с моего тела падает на его белые одежды.
- Ты все танцуешь? - говорит он наконец.
- Ведь в космосе должен быть порядок.
- Но порядок - это Господь, - говорит он, и из его рта вылетает пар,
распадаясь морозными кристаллами.
- Нет, - говорю я, - ибо Бог - лишь ипостась Вселенского Порядка.
Он молчит. Я кружусь на цыпочках, не касаясь земли, моей земли.
- Ты не прав.
Как долго он молчал, чтобы изречь эти слова! Но ведь пока он молчал, я
танцевал.
- Иди, человек. Я - время, всеуничтожащее время. Твой черед прошел. - Я
говорю эти слова, внутренне удивляясь, как он сам не догадался не спорить со
мной. Ибо я действительно Время.
Он ушел. А я уже святой Витт. Страшный в своих дергающихся конвульсиях, я
двигаюсь по неправильному кругу на замусоренной паперти храма города, моего
города. Статуэтки святых лопаются через секунду после того, как них наступила
моя нога. Я святой Витт. Я танцую.
Кто на этот раз? Это Моисей. Он подходит ко мне и не здоровается. Я не
гордый. Я здороваюсь первым.
- Здравствуй, Моисей!
- Здравствуй и ты, Витт!
- Святой, - добавляю я с не очень характерной мне усмешкой.
- Святой? - Он удивлен. - Но ты ведь был человеком?
- Да, Моисей. И ты тоже.
- Что же теперь?
- Теперь я танцую.
- Боже! - восклицает он, поднимая руки кверху. - Господи сил! Когда это
кончится?
- Никогда, - отвечаю я. - Это будет вечно.
Он опускает голову. Он уходит. А я смеюсь. Я смеюсь. Нет, они не глупы.
Просто он не понимают сущности моего танца. Я смеюсь и танцую. Ибо я Атум. Я
могу себе позволить роскошь немного посмеяться. Я - нечто темное, аморфное,
призрачное, но в то же время существующее, я ношусь в каком-то диком,
варварском танце по улицам города, моего города. Я, Атум, танцую и смеюсь. Ибо
я очень сатиричен сейчас. Во мне клокочет смех! Ха-ха-ха! Так я смеюсь.
- Здравствуй, Атум. - Это Зевс.
- Ха-ха-ха! - смеюсь я. - Здравствуй, Зевс!
- Смеешься? - Голос его полон укоризны. - А в это время...
- Знаю, знаю. - Облако моего тела молниеносно облекает древнюю колонну,
подчиняясь своему собственному ритму. - Я знаю, Зевс.
- Что же ты тогда... танцуешь?
- Ха-ха-ха! - заливаюсь я пуще прежнего. Ох уж этот Зевс! Такой шутник!
- Что ж, смейся, Атум. - Голос уходящего Зевса печален. - Тебе можно
смеяться. Ты один имеешь на это право.
И он признал это. Он тоже признал мое неоспоримое право. Я понимаю его.
Я танцую. Я Шива, грозный Шива, и танец мой - тандава, оргиастический
танец тандава, символ космического порядка. Много тысяч лет прошли в Мире, а я
все танцую
