Габриэлян Нина - Хозяин Травы
Нина Габриэлян
Хозяин Травы
А ведь я знал его совсем другим, кудрявым ярковолосым ребенком с
упругими щеками - таким, какой он был там, в нашей большой коммунальной
квартире из одиннадцати комнат у метро "Динамо". Господи, как хорошо я помню
эту квартиру, этот длинный темный коридор, увешанный тазами, стиральными
досками, щетинящийся остриями лыжных палок, холодно и таинственно
поблескивающий спицами велосипедов. Как боязно, как сладко было красться по
нему, натыкаясь на чьи-то калоши и ботинки, туда, в прихожую, с ее большим
запыленным зеркалом во весь рост и колченогой этажеркой для хранения
всяческих инструментов, не всегда понятного назначения и потому вызывающих к
себе острый интерес. Осторожно, шаг за шагом, ближе, еще ближе - и вот уже
таинственно посверкивают инструменты, смутно мерцает зеркало, и вдруг к тебе
навстречу - он, в коротеньких штанишках из коричневого вельвета, в розовой
ковбойке, с глазами, горящими от любопытства. И ты смотришь на него, а он на
тебя, оттуда, из полутьмы, и ты забываешь про инструменты, потому что он уже
влечет тебя гораздо больше, чем все другие тайны.
Мать не поощряла этой дружбы и всякий раз, заставая меня с ним,
сердилась. "Ты бы пошел во двор, с другими детьми поиграл. Чего дома
торчать?" - недовольно говорила она и начинала напяливать на меня шерстяные
рейтузы, зимнее пальто и вязаную шапку. Я подчинялся ей, поскольку уже тогда
понимал, что покорность - наиболее экономный способ сопротивления. С
лопаткой и ведерочком я выходил во двор, в его ослепительную белизну, и она
тотчас же распадалась на множество цветных фигур. Я знал, что это люди и
одни из них называются "матери", а другие и есть те самые "дети", с которыми
мне было ведено играть. Наша квартира тоже обладала способностью создавать
разноцветные фигуры, чаще всего она проделывала это в коридоре, но они
исчезали так же быстро, как и возникали. Но эти... Они были такие плотные,
их было много, и они подходили ко мне близко, они дотрагивались до меня,
иногда даже пытались отнять лопатку... и хотя я знал, что стоит повернуться
к ним спиной и направиться к подъезду, как все они исчезнут, тем не менее, я
бы предпочел, чтобы белизна никогда не превращалась в людей, а оставалась
самой собой. Выполнив все то, что, по мнению матери, должны делать хорошие
дети, - копание ямок, строительство снежных домиков, я обретал законное
право вернуться домой и предаться собственным интересам. Это лучше всего
удавалось мне в те дни, когда мать затевала большую стирку и ей было не до
меня. Это были упоительные мгновения! Скорее, скорее, бегом по коридору - в
прихожую, я знаю, он там, он ждет, ближе, ближе, еще ближе - и вот в
полумраке вспыхивает его тонкое лицо и ярко смеющийся рот. О эти тайные
свидания, подобные то ли нежному ожогу, то ли захватывающему дух полету! Мы
одни в прихожей, и между нами начинается тонкая игра: заглянуть в глаза и
тут же отвести взгляд, делая вид, что вовсе и не думал смотреть, мол, так,
случайно, ненароком посмотрел, потом опять взглянуть и отнести, и снова, и
опять этот беглый обмен взглядами - как бы легчайшие касания, короткие и
неуловимые. Потом взгляды становятся все более медленными и
продолжительными, их все труднее отвести в сторону, и наконец - кульминация:
глаза встретились с глазами и уже не отрываются друг от друга, и я тихо
погружаюсь в него, а он в меня - и в этом есть что-то мучительное и
бесконечно сладостное. Лицо его начинает каменеть и одновременно как бы
размяг
