Гай Артем - Наследники
Артем Гай
НАСЛЕДНИКИ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Париж. 10 ноября
Сэр! По данным известной французской журналистки Мирей, полученным ею от
физика-атомщика Луи Кленю, некий господин де Жиро преднамеренно и совершенно
безболезненно перенес десятикратно смертельную дозу облучения на атомном
реакторе в Н.
Гайлар
Гайлару
Получить достоверное подтверждение сообщенных вами данных. Обеспечить
полную их секретность...
ЖАН ОВЕЧКИН И ОНОРЕ-МАКСИМИЛИАН
Ноябрь. Западная Африка
Овечкин сидел под тепловатым душем, завернувшись в простыню, блаженно
щурился, морщился, дергал ртом и вспоминал Пти Ма. "Шеф Овэ, рюс!.. - и
блеск белоснежных крупных зубов. - Товарищ, товарищ, а любовь - нет! Вот
француз был господин, а любовь..." Ох, и чертовка эта Пти Ма! Язык - бритва,
совсем хохлушка, только очень черная. Можно себе представить, как она
расправляется со всеми на диалекте. Вот Гран Ма - та матрона, неторопливая,
малословная, красивая. Сильнющая сибирячка. Ну, в физической силе и
маленькой Пти Ма не откажешь. Так руку жмет...
Гран Ма и Пти Ма работают на грейдере, и каждый день не один уже месяц
молчаливая толпа пораженных этим зрелищем африканцев стоит у развалов
строительной площадки. Все удивляются и гордятся Гран Ма и Пти Ма. А они -
обычные девчонки.
"Эй, парень! - кричит Пти Ма парню в драной рубахе, который смотрит на
нее целый день не отрываясь и раскрыв рот. - Возьми лучше меня в жены, чем
пялиться. Родным вместе заплатим, драненький..."
За полгода совместной работы Овечкин освоил кое-что из местного диалекта.
По крайней мере, немного понимал. Он вообще был удивительно способен к
языкам. Во французской школе на Греческом проспекте его просто умоляли не
зарывать таланта и поступать в институт иностранных языков. Не пошел... Его
простили в родной школе лишь через шестнадцать лет, когда он собрался
уезжать инженером в бывшую французскую колонию помогать ей экономически
развиваться. Вот и сидит теперь Ваня Овечкин на стуле под душем в мокрой
простыне, вымочаленный за африканский день, вбирает по крохам прохладу
льющейся воды. А далеко-далеко в Ленинграде осень, и, может быть, холодная.
И восхитительно прохладная постель, которую нужно еще согреть...
Тепло и жизнь неразделимы. Однако сильная жара и жизнь уже входят в
противоречие. Особенно душная жара. Иногда ночью Овечкину начинает казаться,
что он разлагается. Овечкину словно бы вспоминается тот килограмм говяжьего
фарша, который он забыл когда-то у холодильника, отправляясь в пятницу к
своим на дачу. И вот он входит в свою квартиру через три дня, и его едва не
сбивает с ног удушливый сладковатый запах, будто в закупоренной квартире
спрятан расчлененный труп... Почему именно расчлененный и почему непременно
труп? Он их в жизни не видел!.. Запах разложения в нестерпимой спертой
духоте раскаленной квартиры... Кто, кто же это там?! Овечкин мечется под
москитной сеткой, мокрый, измученный душной жарой, полусном, неясными
полувидениями.
Хотя Овечкин хронически недосыпает, укладываться в постель он не
торопится.
В душевой появляется Оноре.
- Вы еще здесь? - Оноре тоже в простыне. И начинает хохотать: - Мы с вами
похожи, наверное, на сумасшедших, принимающих влажное обертывание.
Смущенно смеется и Овечкин, глядя на него снизу вверх. Вот это - с
простынями - наука Оноре. Так, в мокрой простыне, и забираешься под
москитную сетку, и несколько терпимых часов сна обеспечены. Особенно когда
намотался за день как следует.
- Не смущайтесь, Жан. Мы все здесь рано ил
