Библиотека в кармане -русские авторы

         

Газданов Гайто - Нищий


Гайто Газданов
Нищий
Наверху, на Елисейских Полях, где в это зимнее время уже с четырех
часов дня зажигались световые рекламы и освещались витрины огромных кафе,
шли ледяные дожди со снегом, а внизу, в длинных переходах метро, воздух был
теплый и неподвижный. Посередине одного из этих переходов, всегда на том же
самом месте, стоял старый, оборванный человек без шапки, с грязно-розовой
лысиной, вокруг которой, над висками и над затылком, торчали во все стороны
седые волосы. Как большинство парижских нищих, он был одет во что-то
бесформенное. И его пальто и его штаны имели такой вид, точно они никогда не
были другими, как будто их сделали по заказу именно такими, с этими мягкими
складками, с этим отсутствием сколько-нибудь определенных линий и контуров,
как платье или рубище, в которое одевались бы люди, принадлежащие к
какому-то другому миру, а не к тому, который их окружал. Этот человек стоял
недалеко от слепого юноши, игравшего на гармонии целыми часами одну и ту же
мелодию - "Болеро" Равеля, между двумя рекламами: на одной был изображен
ухмыляющийся усатый мужчина, державший в руке чашку кофе, марка и качество
были указаны внизу, в том месте, где тело этого человека было отрублено
прямой линией, под которой было сказано, что лучшего кофе не бывает. На
второй рекламе юная блондинка с блаженно счастливым выражением
фарфорово-розового лица развешивала на веревке простыни мертвенно-белого
цвета, выстиранные в теплой воде, куда был всыпан особенный порошок,
придающий белью невиданную белизну. Огромные бумажные листы с этими
рекламами годами висели на одном и том же месте, так же, как годами там
стоял старый нищий, такой же неподвижный, как усатый мужчина с чашкой кофе и
блондинка с застывшей на бумаге рукой, протянутой к простыне. Но он не видел
этих реклам; вернее, они не вызывали никакого отражения в его глазах, и если
бы его спросили, что было на этих листах бумаги, он не мог бы вспомнить.
Но его никто ни о чем не спрашивал. Уже много лет, с тех пор как он
стал нищим, одной из особенностей его существования было то, что он почти
перестал говорить, не только оттого, что он этого не хотел, а еще и потому,
что в этом не было никакой необходимости. Слова, и их значение, так же давно
потеряли для него свой прежний смысл, как все то, что предшествовало его
теперешней жизни. Однажды он увидел брошенную кем-то газету: она лежала на
сером полу коридора метро, и на первой ее странице огромными буквами были
напечатаны слова: "Война в Корее". Он посмотрел на газету своими тусклыми
глазами и не запомнил ни этого сочетания букв, ни их значения. Этой войны,
за которой следили миллионы людей во всем мире, для него не было, как не
было и ничего другого, кроме его собственного длительного бреда, через
который он медленно и неуклонно приближался к смерти. Иногда, когда он
выходил ночью из метро и шел по безлюдным улицам Парижа, через весь город, к
тому пустырю на окраине, где стоял огромный деревянный ящик, в котором он
ночевал, его останавливали полицейские и спрашивали, как его зовут, где он
живет и есть ли у него деньги. Не глядя на тех, кто задавал ему эти вопросы,
он отвечал, что его зовут Густав Вердье и что он живет возле Porte d'Italie.
Потом он вынимал из кармана и показывал им несколько кредитных билетов,
всегда одних и тех же. Полицейские отпускали его, и он продолжал свой путь.
Поздней ночью он добирался до своего ящика, отворял дощатую дверь,
запиравшуюся на крючок, нагибался, входил и сразу лож





Содержание раздела