Гансовский Север - Друг Рядом
Север Гансовский
Друг рядом
Книги Рэя Брэдбери - особая страна. Мир, где проблемы
ясны и отчетливы, где в открытой схватке схлестнулись добро
и зло. Нравственный призыв проносится над пустынями Марса и
полями Земли, проникает в ущелья городских улиц, в комфорта-
бельные, но нередко пахнущие бедой домики американских при-
городов. Рэй Брэдбери мягок и вместе с тем непримирим. В его
рассказах торжествует поэзия, одухотворена природа, так что
понятия "красота", "справедливость", "гордость" становятся
атрибутами самой реальности; но там же порой клокочет нена-
висть, и к наказанию взывает преступленье. От этой ясности
впечатление остается надолго, если не навсегда. Услышал имя
Брэдбери, и губы сами собой складываются в задумчивую улыб-
ку, словно отступила житейская суета, и ты делаешь шаг
вверх, на другой, высокий уровень чувства и мысли.
Этому писателю свойственна творческая обособленность.
Большинство американских фантастов можно без особого труда
соединить в группы, включающие сходные между собой по идей-
ной тональности и тематике писателей. А сочинения некоторых
можно смешать в кашу и, черпая из нее, получать в каждой
ложке рассказ любого.
С Брэдбери иначе. Никто не похож на него, и он ни с кем
не сходен. Он лишен той поддержки привычного, которая позво-
ляет другим фантастам легче пробиться в издательство, в жур-
нал. Однако именно он впервые переступил невидимую черту,
что в сознании тех, кто безразличен к научной фантастике,
отделяет этот жанр от "настоящей литературы". "451* по Фа-
ренгейту" и "Марсианские хроники" сразу по их появлении ста-
ли не только успехом в сфере научной фантастики, но и замет-
ными вехами в культурной жизни США.
В своих рассказах и повестях Рэй Брэдбери скромен, да-
же, если можно так выразиться, литературно застенчив. За
редкими исключениями в них нет ни перелетов в другие галак-
тики через миллионы парсеков, ни прыжков во времени через
миллиарды лет, ни грандиозных сражений между звездными импе-
риями. Если космос, то чаще всего по-соседству - Марс, Вене-
ра. Если время - по большей части сегодня, завтра, двадцать
первый век. А между тем негромкий голос писателя отчетливо
слышен в литературе Соединенных Штатов Америки. Он загово-
рил, и умолкла даже медная глотка коммерческой фантастики.
Всемирная известность этого фантаста - а Брэдбери, хотя
он порой выступает и как поэт и как "реальный прозаик",
именно в качестве фантаста пришел к самым широким массам, -
и феномен неугасающей вот уже три десятилетия читательской
любви к нему заставляют снова и снова задуматься о специфике
того бурно развивающегося литературного жанра, который при-
нято называть научной фантастикой. Что она есть? Намекает
ли, например, подзаголовок "фантастическая повесть" на тему
произведения или на особый подход к действительности? "О
чем" или "Как"?
Разумеется, теория жанра разработана, однако, как и во-
обще в искусстве (но не в науке), это "теория назад", ско-
рее, история. Химики и металловеды могут на кончике пера
создавать новые вещества и металлы с заданными свойствами,
пушкиноведам же непременно предшествует А. С. Пушкин. Ни
один теоретик еще не предсказал появления "Героя нашего вре-
мени", поэмы "Двенадцать", не вычислил заранее чуть горько-
ватого тона рассказов Шукшина. И если для технологии послед-
них лет наука, как правило, выступает причиной, в сфере ис-
кусства теория - всегда следствие.
Но разве не закономерно, что наибольшей популярностью
пользуются те пр
