Герасимов Сергей - Посещение Больницы
СЕРГЕЙ ГЕРАСИМОВ
ПОСЕЩЕНИЕ БОЛЬНИЦЫ
Двадцать шесть лет назад во втором родильном доме города Х... женщина
по имени Светлана родила двойню. Она не сообщила, кто был отцом детей.
Родственников женщина по имени Светлана не имела. Оба ребенка родились
уродами. Один из них скончался на шестой день, зато второй казался вполне
здоровым. Его уродство было заметно только тогда, когда он кричал, смеялся
или сосал грудь. В его рту был змеиный язык.
Врачи не нашли никаких других отклонений, но сказали, что операция
противопоказана из-за черной пигментации языка. Любая пластическая
операция или удаление могли вызвать рак. Женщина по имени Светлана
пятнадцать лет воспитывала ребенка, а потом умерла. Еще два года Вадим
прожил в детском доме. За эти два года он научился в совершенстве играть в
карты. У него оказался врожденный талант к картам. В детдоме все жили
весело и дружно. Почти у каждого была какая-нибудь неприятная болезнь, но
никто не вспоминал об этом. Вадим привык почти не открывать рта во время
разговора и держать язык оттянутым назад. Еще он научился говорить гораздо
лучше и правильней большинства других людей. Врач, наблюдавший его,
сказал, что это реакция гиперкомпенсации: каждый, мол, чтобы скрыть
недостаток, создает на его месте избыточное достоинство.
Вадим учился в обычной школе. Вначале его не любили за привычку
говорить сквозь зубы, но потом стали уважать, потому что он не прощал
обидчикам. Иногда он защищал слабых, а иногда начинал издеваться над
друзьями просто от скуки. Еще он был очень умен - женщина по имени
Светлана заставляла раньше его читать по книжке в день - тоже реакция
гиперкомпенсации, потому что сама Светлана была почти неграмотна. Змеиный
язык был небольшим и лет до двадцати почти не мешал. С ним можно было даже
целоваться, не разжимая зубов. Правда, чтобы держать его всегда скрытым,
требовалась постоянная волевая сосредоточенность, особенно во время еды.
Во время еды Вадим становился таким напряженным, что это иногда замечали,
но не могли понять причины и вскоре забывали. Еще труднее было пить - пить
Вадим мог только в одиночестве или отвернувшись от всех; однажды он чуть
было не сорвался на одной из школьных вечеринок (Юля ахнула, взглянув на
его рот, но Вадим убедил ее, что ей просто показалось). С тех пор он стал
жить, по мнению друзей неинтересно: он не ходил на вечеринки и совсем не
пил спиртного. Последнее обяснялось просто: он не смел потерять над собой
контроль.
Однажды случилась страшная вещь - прнинудительная медкомиссия из
военкомата. Вадим подкупил товарища, чтобы тот обследовал свои зубы вместо
него, но махинация была раскрыта. Вадиму пришлось открыть рот (в кабинете
было еще трое товарищей, ждавших очереди) и дантист чуть было не выронил
свое орудие пытки. Потом все заглянули и убедились, что язык действительно
змеиный. После этого случая Вадим перешел в другую школу, но позор болел в
его сердце как колючка. Он чувствовал, что еще одного такого случая не
переживет. Не просто фраза, которая ни к чему не обязывает: "я этого не
переживу" - он в самом деле чувствовал, что в нем надорвалась важная
жизненная жила.
- Так не целуются, - сказала женщина, - так целуются только дети.
Нужно хотя бы немного открывать рот. Так намного приятнее. Давай я поцелую
тебя по-настящему.
- Нет, - ответил Вадим.
- А я хочу.
- Нет.
Ее взгляд погас.
Они стояли одни в пустом зале, танцевавшие уже разошлись, в комнатке
первого этажа дежурный включил музыку, плакавшую о Елисе
