Гергенредер Игорь - Рыбарь (Комбинации Против Хода Истории - 2)
Игорь Гергенредер
Рыбарь
1.
Хлебных снопов уже нет, а летний их запах остался. В рубленом овине
темно. Сизорин выбрался в предовинье, приоткрыл дверь. По большому
крестьянскому двору проходят люди: к избе, к конюшне, к сараям. В свете луны
взблескивает металл винтовок. Голоса незнакомы.
- А живо драпанули! - сказал один.
Другой:
- В Безенчуке настигнем! Пешкодралом, да не спамши, не оторвутся.
Сизорин понял: батальон Поволжской армии*, где он числился рядовым,
спешно покинул деревню. Впопыхах его забыли. Изнуренный походом, несколькими
сутками без сна, он непробудно заснул в овине. И вот в деревне красные...
"Господи, вызволи..."
Двор опустел, красные набились в избу. Можно бы выскользнуть, но возле
конюшни топчется часовой: нет-нет мелькнет огонек самокрутки. Сизорин молит
о спасении Христа, Богородицу, всех Святых. Повернул внутрь овина: не
удастся ли вылезти через крышу? Вдруг с земляного наката над колосником:
- Тссс, земляк! Я - свой!
Все как отнялось, винтовку не удержал: приклад больно ударил по ступне.
- Не двигайсь! - приказав, кто-то бесшумно соскочил вниз, вырвал
винтовку: - Отстал?
- А ты кто? - прошептал Сизорин.
Незнакомец сказал, что пробирается из мест, занятых большевиками, чтобы
вступить в Народную Армию. Чуть-чуть ее солдат не застал в деревне. Вошел -
а тут в нее красные въезжают. Укрылся в овине.
- Они путников вроде меня, призывных лет - мигом в распыл! - сообщил
человек. - Тем более на мне - хромовые сапоги.
Крепко сжимает руку парня выше локтя:
- А ты дрыхнуть охоч! Я на тебя наткнулся, подле посидел, на накат
залез - знай свистишь в обе дырки.
- Крыша соломенная. Разобрать, чай, можно? - бормочет Сизорин.
А толку? Попадут на соседний двор, а там тоже часовой. Лучше уж
напрямки мимо избы. Но сперва михрютку украсть!
Сизорину впечаталось в ум неизвестное выражение - "михрютку украсть", -
отнесенное, как он догадался, к часовому.
- При мне наган, а нужен твой винт! - человек поглаживает винтовку.
- И... чего?..
- Сними шапку, крестись! Будем надеяться.
Незнакомец отступил в темноту, и там вдруг страшно завыла собака.
Сизорин оторопев присел на корточки. Невероятно тоскливый, душераздирающий
вой, точно кто-то трогает сердце когтистой ледяной лапой.
- Цыц! Зар-рраза! - крикнул часовой от конюшни.
Вой сменился лаем, взвился вновь. Красноармеец приближается матерясь.
Сизорин, скорчившись, смотрит в чуть приотворенную дверь.
- Пшла-аа!! - рявкнул часовой, затопал ногами.
Тишина. Он высморкался на землю, сплюнул, повернулся. Не отошел пяти
шагов, как вой с бесконечно горестной, мертвящей силой стал ввинчиваться в
уши. Приоткрылась дверь избы.
- Стрели ты ее! Спать нельзя!
- Она в овине! - огрызнулся часовой. - Я туда заходить не могу - пост
покидать. Пусть ротный скажет.
Вой не утихал. Минуты через две из избы крикнули:
- Ротный сказал - пальни!
Часовой шагнул к овину, щелкнул затвор. Сизорин, отпрянув от входа,
упал навзничь. Стегнул выстрел, в лицо отлетела щепка, отбитая пулей от
косяка. Короткое, смертельно-унылое завывание - вспышка, грохнуло; овин
наполнился пороховой гарью.
Сизорин ощутил на лице хваткие пальцы.
- Задело, што ль?
- Не-е... - парень приподнялся, сел.
Незнакомец прошептал в ухо:
- Теперь они или выскочат, или решат: второй выстрел тоже по собаке...
Сизорину в дверную щель смутно видно лежащее на земле тело часового.
Стянул шапку, стал молить о чуде Святого Серафима Саровского... Обрекающе
стукнет, распахнувшись, избяная дверь, хищно ре
