Глазков Юрий - Сон
Юрий Николаевич ГЛАЗКОВ
СОН
В ближнем космосе загорелась новая звезда. Космический корабль чертил
свой путь среди множества неподвижных звезд. Это был полет в интересах
будущих экспедиций в дальний космос, к ним, к этим немигающим и "вечным"
звездам. В корабле двое. Бен - чернокожий парень из Африки, которому
предстояло самому познать космос, невесомость, радость взлета и тяжесть
посадки. С ним летел учитель - огромный белый гигант с черными глазами, в
которых, казалось, вместилась глубина бездонного космоса.
Рев двигателей прекратился, корабль унял дрожь, которая, словно
трепет перед бескрайними просторами Вселенной, сопутствует выходу на
орбиту. Наступила невесомость.
- Харри, а невесомость - это чудо, мне так легко и радостно! -
прокричал из своего кресла Бен.
- Не кричи так сильно, Бен, двигатели уже не работают, можешь
говорить тише, я хорошо тебя слышу, хотя и очень и очень старый. А
невесомость - это действительно прекрасно, но подожди, она, как сладкий
сон, убаюкивает и притупляет осторожность, а потом незаметно подкрадется
расплата. Это было уже не один раз. Когда станешь летать чаще, тебе, как и
всем, станет грустно, радость уйдет: для тебя корабль станет Землей, и
потянет куда-то еще и еще дальше, в... для вас еще не изведанное, но такое
же близкое, как и нам.
- Харри, как странно ты говоришь, как странно звучат твои слова "для
вас". Кому и что уже близкое? - переспросил Бен, тревожно глядя на Харри.
- Потом, Бен, не спеши, скоро ты все поймешь. А сейчас смотри вниз,
скоро под нами проплывет Африка - твоя родина, Бен. Ты все знаешь о ней, о
своем прошлом, о прошлом своего народа, предков?
- Да нет, конечно, Харри, как я могу знать все, мой дед Банту много
рассказывал мне о прошлом, о наших предках, пересказывал мифы, легенды,
истории. Но ты знаешь, он и сам-то многого в них не понимает, говорит, что
так сказал ему его дед, а тому деду его дед... Даже некоторые слова в этих
историях потеряли свое значение, и никто не знает, что они означают.
Рассказы деда похожи на магнитофонные записи, к сожалению, без
видеоканала. Если увидеть все, о чем он говорит, многое прояснилось бы. Но
они очень интересны, Харри. А сколько, наверное, забыто, безвозвратно
потеряно, так что я очень мало знаю.
- Нет, Бен, ты знаешь и помнишь много, просто не было нужного
момента, чтобы твоя память проснулась, она в каждой твоей клеточке, не
удивляйся, она в тебе, Бен, она еще проснется и, может, здесь, в
космосе...
- Вот она, моя Африка, как она красива, Харри, как она прекрасна!
Сколько разных красок на лице моей родины, они как яркие драгоценные камни
на маске древних, как переливаются эти камни в лучах Солнца. Харри, Харри,
смотри, вон там джунгли, в них, я знаю, старинный город с разрушенными
храмами. Дед рассказывал, что белые раскопали там бронзовые изваяния
правителей, он помнит все их имена.
А это лента Нила, пирамиды Египта, я был среди них много раз, уму
непостижимо, как они все это построили тогда, без машин, без кранов, без
дорог. Вон храмы Зимбабве, а там храмы Лалибелы. Харри, а ты был в
Тассили? Не правда ли, чудо в пустыне, прямо как мираж! А раньше, дед
говорит, там были травы, гуляли стада. И там, где сейчас песок и зной,
жили племена людей! Выдумывают эти старики, что ли?
- Горы Лалибелы очень тверды, там трудно высекать что-либо, - ответил
Харри и, повернув ладонь вверх, посмотрел на длинный красноватый шрам,
бугром вздымавшийся от края до края ладони.
- А дед твой не выдумывает, б
