Годарова Наталья - Дерево И Соло
НАТАЛЬЯ ГОДАРОВА
ДЕРЕВО И СОЛО
1
Я никогда не любил комнатные цветы. Но это было дерево - неизвестное,
вечнозеленое,- похожее на цветок тем, что нашло пристанище в глиняном
горшке, а деревья я как-то привечал, выделяя из безразличной, в общем-то,
природе. Из-за запотевшего стекла количество веток, которые я воспринимал
как отдельные цветки, казалось большим, чем на самом деле - они
переплетались,смешивались, превращались ближе к сумеркам в густую, темную,
почти неразборчивую массу. Они - "цветы" дерева - обитали в незнакомом
доме за стеклом невысокого окна, где подоконник был вровень с моим плечом
и, возвращаясь каждый вечер с утомительной работы тропой случайных
прохожих, я замедлял шаг и произносил про себя: " Добрый вечер ", не
называя при этом объект обращения. Да и к кому я мог обратиться - к
дереву, цветку, неразборчивой массе? Иногда после этой фразы, слышимой и
необходимой только мне, я задерживался в волокнистом свете люстры.
Сочетание влажного оконного стекла, сжавшего корни растения и
электрического света, мгновенно проникавшему повсюду без промаха, вызывало
внезапную пронзительную тревогу, непонятно к чему относящуюся. И я
опасался следующего шага - шага к влекущему меня дому, шага от дома, шага
мимо дома ... Я знал, что опасаюсь не за себя. Сильный и хрупкий аромат
Дерева, который я угадывал сквозь стекло, не должен был смешиваться с
обычными запахами: моим - аптечным, - и чужими, что собрались в складках
моей одежды за долгий день: запахами сигаретного дыма, духов, незначимых
слов, других - оболгавшихся - цветов - заложников канцелярских кабинетов.
Мне хотелось говорить в своих мыслях " Добрый вечер "все тише, чтобы не
задеть в себе самом ни одной струнки, только мне необходимой и слышимой -
здесь все было поставлено на карту, все могло прозвучать диссонансом.
Здесь можно было умереть в бою с нарушителем границы Дерева - сладкой
смертью стража. Но это был не мой путь. Я просто желал Ему хорошего
настроения - неизменно, несгибаемо. И уходил, простояв под окнами не более
минуты, желая еще не привлечь внимание хозяев. Или желая его привлечь. Я
не знаю. Слишком велика была моя радость (и откуда она взялась - такая
невыдержанная, диссонансная?), когда за приоткрывшейся створкой возникла
высокая, прямая фигура - это был взрослый человек с сердцем ребенка, а
потому пол его был неважен - и рука изысканно тонкая, с сильными и
хрупкими пальцами протянула прозрачный целлофановыйпакет, куда был уложен
некоторое время назад большой "цветок" - саженец заветного Дерева,
отделенный от их общего корня специально для меня.
Я не сумел загасить кипучую радость, только мне, впрочем, необходимую и
слышимую, и это, как видно, послужило причиной тому, что стекло нечаянно
вывалилось, хотя створкой вовсе и не хлопнули, а всего лишь неловко
выпустили из рук, позабыв о сквозняке. Ринувшись наружу, стекло
распадалось дольше обычного, словно продлевая мгновения, на которые
происшествие вырвало меня из будней, а после плотно усеяло осколками
границу между мной и Деревом, что осталось в доме неповрежденным, все тем
же - не близким и не далеким... И виноват был в конечном итоге сквозняк -
это отразилось в прощальной учтивой улыбке хозяина. Да, я, - это известно
лишь мне. И еще я знаю, что в дом ворвалось дыханье улицы, и ветер
нестройной доброжелательности перевернет там все вверх дном. Но осколки в
сумерках - наместники звезд на Земле. Узнавший про это последует дальше
разутым.
Не помню, куда понесли ме
