Библиотека в кармане -русские авторы

         

Гор Геннадий - Волшебная Дорога


Гор Геннадий Самойлович
Волшебная дорога
- Милый мой, - сказал дядя, - в этой комнате необыкновенное окно. Но я
тебе не советую смотреть в него слишком часто.
Дядя, веселый загадочный старик, немножко похожий на Жюля Верна, открыл
дверь, и я оказался в комнате с необычайно светлым и синим, как речная
струя, окном.
На столе лежала книга. Название книги показалось мне странным: "Чья-то
жизнь".
- Чья жизнь? - спросил я дядю.
- Твоя.
- Моя?
- Да. Твоя. Ты скоро в этом убедишься.
- А как моя жизнь могла попасть в эту книгу?
- Потерпи, - сказал дядя. - Через несколько дней узнаешь.
Я посмотрел в окно. За окном стоял лес.
Через несколько минут я снова посмотрел в окно, леса уже не было.
Вместо леса лениво лежала гора, а перед горой текла речка.
- Куда исчез лес? - спросил я дядю. - И откуда появилась гора? Ее ведь
здесь не было.
- Потерпи, - сказал дядя. - Через несколько часов узнаешь. Тебе
расскажет об этом книга, которая лежит на столе.
Дядя ушел, а я сел за стол и раскрыл книгу.
Я стал читать и с первой же фразы понял, что в книге речь идет обо мне.
Я узнал себя. Это было удивительно, словно, идя по улице, я завернул за угол
и встретился лицом к лицу с самим собой.
Я всегда чувствовал себя неуверенным, когда встречал человека, похожего
на меня. Меня охватывало чувство смущения, а то даже и вины, словно
встреченный мною прохожий мог обвинить меня в заимствовании, почти в краже.
Но, читая эту книгу, я узнавал не своего случайного двойника, а себя самого,
будто стоял перед зеркалом и разглядывал свое отражение.
Мое отражение подмигивало мне со страниц книги, намекая, что между мною
и персонажем странной повести существует подспудная связь.
Я встал, вздохнул, а затем подошел к окну. Горы уже не было и речки
тоже. За окном теперь шумело море. Над заливом кружились и тоскливо кричали
чайки. Набегая на песок, пенился прибой. Пахло водорослями и солью.
Я снова сел за стол и углубился в чтение. Было совершенно ясно, что
повествователь рассказывал обо мне, но неясным пока было другое - обращался
ли автор книги к многоликому читателю или только ко мне лично.
Книги вряд ли пишутся для единственного читателя, они пишутся для
каждого, кто пожелает войти в удивительный контакт с автором, контакт,
который принято называть чтением. Сам процесс проникновения посредством
сменяющихся слов и предложений в духовное единство героя, читателя и автора
всегда поражал меня своей крайней загадочностью. В романе или повести что-то
происходило с другими, непохожими на меня людьми, но почему-то всегда
интимно касалось лично меня, словно люди, изображенные в книге, были в
кровном или духовном родстве со мной.
Но это была не совсем обычная книга, чем-то похожая на окно, за которым
менялся мир, не сообразуясь с логикой обычной жизни. Книга рассказывала мне
не о посторонних людях, а о том, кем был я и кем я казался самому себе и
людям, знавшим меня.
Я встал, чтобы посмотреть в окно и узнать - по-прежнему ли там море или
уже что-то новое, непредвиденное.
Моря не оказалось. Вместо него звенела степь, пахнущая полынью. Вдали
поблескивало степное озеро. Огромное небо висело над степью. Парил ястреб.
Но точно такое же небо описывалось на странице, которую я прочел,
прежде чем подойти к окну. Там описывались степь, запах полыни. От
напечатанных слов веяло июльским жаром, сушью и степным безразличием к
человеку, который шел по дороге. И, кроме того, в небе там тоже парил
ястреб.
Я перевернул сразу двадцать или тридцать ст





Содержание раздела