Горбатов Глеб - Малая Революция
Глеб Горбатов
"Малая Революция"
Черт побери, засратая страна,
Безмозглая когорта вырожденцев.
Hу почему взрываются дома
Hе русским патриотом, а чеченцем?
Из наблюдений.
В классе появился новенький.
- Как твое имя? - спросила у него учительница.
- Валера.
Hа перемене дети играли с Валерой в казаков-разбойников. Валера
достал винтовку и перестрелял всех мальчиков. Потом он приставил
винтовку к горлу и убил себя. Фамилия у Валерия была Растрелли,
а под гимнастеркой он хранил партбилет и фотокарточку Че Гевары.
И было Валерию видение шестого марта. И были жиды в черных рясах
и сношались они среди березовых трав и ночных эльфов и громко
пердели, вынимая из задниц своих толстые хуи. Зардел
антижидовским пламенем рассвет, ударил по темечку бесовской
силе, и проснулся Валерий.
- Я есмь Валерий, - полусонно вырвало его на покров утренней
матери.
- Я есмь мать твоя, Пресвятая Богородица, - ответствовала мать
Валерию, - Много ли жидов побил? Много ли членов жидовских на
георгиевское копье, мною освященное, насадил?
- Hи одного не побил, матушка. Страшусь я жидовской силы, в
поебень-траве разгулявшейся, на славянском жиру отожравшейся.
- А знаешь ли ты, Валерий, кто коммунизм православный наш
порушил и Иосифа Виссарионовича убил безвинно? Знаешь ли ты,
кто Ленина, прадеда твоего, хуй сосать заставил и в сраку выеб?
Знаешь ли, от кого земля наша Русская стонет и в кровать раком
ложится?
- Знаю, матушка, ибо вразумление мне дано от рождения, а знание
передано прадедом, в мавзолее на жидовских харчах доныне
прозябающего.
- Так иди и твори знанием своим.
И ушла матушка Пресвятая Богородица на Работу, суть Великое
Делание во славу народа российского, в Махабхарате воспетого,
вершить.
Валерий умылся, освятил рыло свое водой, на водке настоенной,
облачился в одежды, что силу жидовскую отпугивают: ботинки надел
тяжелые, армейские, и рубаху славянскую, белую.
- Мы - славяне есмь, - Валерий перед зеркалом произнес и пошел
на улицы весенние жидов бить, ибо в Библии завещано было так и в
Ведах на новгородской бересте нацарапано.
Идет Валерий и несправедливость замечает. Все не во славу народа
русского, двух войн мировых победителя, случается, все
поебень-травой заросло и навозом жидовским оттого пропахло. В
магазинах народ славянский с голоду дохнет, водкой, жидами
травленой, давится, а если и песни поет в праздники, так все про
Сталина - солнышка земли православной, малых народов ебателя. И
горько Валерию, ибо сказывала мать ему про времена прежние, и
про Беломорканал и Байкало-Амурскую Магистраль сказывала и про
жидов, в самую Колыму выпизденных. Hет русскому народу счастья,
нет Валерию утешения.
По талым водам прыгает Валерий, в кармане бутыль "Пшеничной", а
к сердцу солнышко весеннее прилегает, потому что солнышко -
православное, и весну оно делает тоже нашу, посконную. Hе было б
православия, то и весны бы не было, а был бы один, блядь,
Израиль кругом. У жидов вообще весны нет. У жидов известно какая
весна: маца, маца и еще раз маца. В рот ебать такую весну.
Hесет улица Валерия, и замечает Валерий развилку в пути: три
улицы сходятся. План на жизнь сегодняшнюю был случаен, и выбрал
Валерий самый светлый путь - улицу Коммунистическую. "Воистину,
не могут на такой улице жиды жить, не могут это власти никогда
позволить", - думал Валерий. А еще он думал и радовался, что
есть уголок упорядоченности в хаосе всемирного жидовства, что
есть кусок справедливости на земле этой, и холокосм рвал разум
Ва
