Горький Максим - Дора
А.М.Горький
Дора
Восемь человек туберкулезных, - а это наиболее капризные люди:
повысится температура тела на две, три десятых, и человек почти невменяем
от страха, уныния, злости.
Бацилла туберкулеза обладает ироническим свойством: убивая, она
раздражает жажду жизни; об этом говорит повышенный эротизм, сопутствующий
фтизису, и, часто, бодрая, предсмертная уверенность безнадежно больных в
том. что они выздоравливают. Кажется, патолог Штрюмпель назвал это
состояние "надеждою фтизиков".
Восемь человек больных, в одном из пансионов Крыма, обслуживала
горничная Дора, человек неизвестного племени; иногда она выдавала себя за
эстонку, иногда - за "корельку". Но говорила она языком тавричанки, то - с
татарским акцентом, то - с армянским.
Она - огромная, толстая, но легка на ногу, движения ее ловки и быстры.
У нее доброе лицо лошади, красные губы растянуты жирной улыбкой, маслом
этой улыбки налиты и ее большие глаза странного сиреневого цвета. Когда она
задумывалась, туповатые эти глаза тускнели, и взгляд их приобретал
свинцовую тяжесть.
Она была безграмотна и глупа, особенно глупа тогда, когда ей хотелось
схитрить. Больные так и звали ее - не очень остроумно: дура.
Но - это не обижало толстую девушку, не гасило ее улыбку, отношение
Доры к больным было снисходительно, как отношение матери к детям. И когда
чахоточные мужчины жадно цапали серыми потными руками ее здоровое, полное
горячей крови тело, она спокойно отводила красной ручищей своей эти потные,
жалкие руки умирающих:
- Не лапайте, вам баловать вредно.
За нею настойчиво ухаживали солидные люди: лавочники, подрядчики и
суровый, крепкий рыбак-вдовец, их привлекала ее грубая красота, сила,
неутомимость в труде, ровный характер, каждому хотелось взять себе в работу
на всю жизнь это спокойное, кроткое, человекоподобное существо. Но ее
отношение к мужчинам напоминало о человеке свободном, богатом, который
хорошо знает, когда и как лучше затратить свой капитал. Она отказывала
женихам с тою же неумной, но успокаивающей улыбкой, с какою выслушивала
бесконечные капризы больных и отталкивала от груди своей их назойливые
ласки.
Ей было жарко даже в те дни, когда свистел северный ветер или туман
обнимал мутной сыростью пансион, маленький домик на горе, и больные,
кутаясь в пледы, в пальто, проклинали погоду. Ночами, уложив всех нас
спать, Дора кутала голову черным платком с красной розой в одном его углу,
выходила на террасу и там, стоя на коленях, глядя в небо, долго молилась,
вздыхая под моим окном:
- О, пресвятая матерь... Христе, боже наш! И ты, великий угодник
Никола...
Наклонностей к поэзии, к лирике не замечалось у Доры. Она не любила
цветы, находя, что от них много сора в комнатах, а когда как-то ночью
поповна, умиравшая от туберкулеза кишок, восхищалась великолепием неба и
звезд, Дора уничтожила ее восторг тремя словами:
- Небо - как яичница...
Приехал девятый больной. С великим трудом, задыхаясь, он вошел по
лестнице на террасу и, держась за конец перил, сказал Доре:
- Вот какой франт, - хорош?
Это было сказано и жалобно, и весело. Улыбаясь, он глядел на огромную
девушку, на бугры ее мощных грудей.
- Ого, какая здоровая, - хрипел он, быстро и часто глотая воздух. -
Ну, вы меня вылечите, так?
- А - конечно, - сказала Дора, по-армянски исковеркав слово.
У него было совиное лицо, с круглыми, кошачьими глазами, загнутым
книзу носом, с черненькими усиками, лицо злое и насмешливое.
С этого дня Дора волшебно и очень невыгодно для нас, боль
