Горький Максим - Гривенник
А.М.Горький
Гривенник
В тринадцать лет, среди тяжелых людей, в кругу которых я жил, сердце
мое властно привлекала сестра хозяйки - женщина лет тридцати, стройная, как
девушка, с кроткими глазами богоматери,- они освещали лицо, удивительно
правильное и нежное. Эти голубые глаза смотрели на всё ласково,
внимательно, но когда говорилось что-нибудь грубое или злое,- светлый
взгляд странно напрягался, как это бывает у людей, которые плохо слышат.
Была она молчалива,- говорила только самое необходимое: о здоровье, о
муже и погоде, о прислуге, священниках и портнихах; я никогда не слышал из
ее уст дурного слова о человеке. Что-то осторожное и неуверенное было в ее
движениях, точно она всегда боялась споткнуться или задеть кого-либо. Порой
мне казалось, что она близорука, иногда я думал, что эта тихая женщина
живет во сне.
Над ней посмеивались, Бывало, соберутся у хозяйки женщины, подобные ей
- такие же толстые, сытые, бесстыдные на словах,- распарят себя чаем,
размякнут от наливок, мадеры и начнут рассказывать друг другу анекдоты о
мужьях,- сестра хозяйки слушает нагие слова, и тонкая кожа ее щек горит
румянцем смущения, длинные ресницы тихонько прикрывают глаза, и вся она
сгибается, точно травинка, на которую плеснули жирными помоями.
Заметив это, хозяйка радостно кричит:
- Глядите-ка, Лина-то зарделась... Ой, смешная!
А бабы ласково укоряли ее:
- Что это вы, словно девушка!..
В такие минуты я очень жалел эту чистенькую женщину,- мне тоже было
стыдно слышать банные разговоры баб. Рассказывали не только голыми словами,
но и улыбочками, жирненьким смехом, красноречивыми подмигиваниями, это
возбуждало у меня отвращение и страх. Хмельные женщины казались похожими на
пиявок. Особенно страшна была вдова подрядчика-маляра, тяжелая баба лет под
сорок, с двойным подбородком, огромной грудью и глазами коровы. Улыбаясь,
она высоко поднимала толстую верхнюю губу с усами, оскаливала тесный ряд
острых зубов, а мутно-зеленые глаза ее как будто вскипали, покрываясь
светящейся влагой.
- Муж любит, чтобы жена была бесстыдна с ним,- говорила она голосом
пьяного дьякона.
- Не всякий,- возражали ей.
- Ан - всякий! Конешно,- ежели слабый, ему это не надобно, а хороший
мужчина - стыда не любит, Отчего мужики с гулящими валандаются? Оттого, что
гулящие умнее нас - бесстыжи. Стыд - для девиц, а женщине он только помеха.
Не все соглашались с ней, но все хвалили ее:
- Ну и смелая же вы, Марья Игнатовна!
Прислуживая за столом, я слушаю эти речи и вижу, как гнется лебединая
шея милой женщины, вижу ее маленькие пылающие уши, запутанные в русых
локонах, вижу, как ее пальцы ломают и крошат печенье. Мне до слез, до
бешенства жаль ее, а бабы хохочут:
- Нет, вы глядите-ка, Лина-то!..
Я был уверен, что этой женщине невыносимо тяжело среди подруг, и для
меня было ясно, что я должен помочь ей. Но - как?
Хотя я прочитал уже немало книг, однако ни в одной из них не было
указано, чем может тринадцатилетний мальчик помочь женщине, вдвое старшей
его. А в одной книге, на мое несчастье, было сказано: "Любовь не щадит ни
попа, ни дьявола, она не различает возраста, мы все - ее рабы".
Я слишком хорошо для своих лег знал, каково некнижное отношение мужчин
и женщин, но книги дали мне спасительную силу верить в возможность каких-то
иных отношений, и я упрямо мечтал о них, воображая нечто величественное и
трогательное Не может же быть, чтоб для всех женщин и мужчин любовь
являлась в тех же формах, в каких ее знают дикий бык, солдат Ерофе
