Горланова Нина & Букур Вячеслав - Вб
Нина Горланова, Вячеслав Букур
ВБ
Какие-то дети, дети все, дети... Евдокия стряхнула сон. Ночной звонок в
дверь воспринимается как мировая катастрофа. Такое ощущение: пока ты спала,
все начало рассыпаться, а застыло только потому, что успела проснуться.
Спокойно, сказала она себе, муж в санатории, кто бы это мог быть? Евдокия,
полная, но легкая, всплыла над двуспальным ложем и заперемещалась к двери.
Халат ее - совершенно заковыристой расцветки - то в одном месте обнимал
округлость, то в другом... И она уже в горле перебирала регистры: каким
голосом заговорить с тем, кто стоит на лестнице. Посмотрела в глазок и увидела
сосредоточенное лицо Юрия Чухнюка... или он Чухняк?.. Бывший ученик их
гимназии, но в его классе она не вела литературу! Евдокия настолько не
представляла, что ему здесь и сейчас - в полпервого ночи - нужно, что
растерялась, все регистры потерялись, и она спросила никаким голосом:
- Вы к кому?
- Евдокия, извините, Александровна, мне срочно... поговорить с вами,
проконсультироваться!
К ней еще никто не являлся за консультациями в такое время.
Заинтересованная, она открыла дверь. "Милый мальчик, ты так молод, так светла
твоя улыбка..."
- Евдокия... Александровна! Что такое "высота безысходности"?
Спрашивая ее, он как-то быковато-мрачно на нее посмотрел.
- Наверное, от этого зависит ваша жизнь, что вы примчались для
консультации в полночь, Юрий?! - Говоря это, Евдокия машинально защитилась
халатом: запахнулась им до скрипучей тугости.
- От меня сегодня ушла жена. - Юрий громко задышал, очевидно, прокручивая
перед собой происшедшее.
- Это свойство жен. Иногда они уходят, Юрий.
Он хотел сказать, что "иногда" - это не то же самое, что "сейчас", но
посмотрел на халат, распираемый могучим давлением, и ответил так:
- У вас училась Люба Заренко. Она твердила мне два года... Вы их учили,
что должна быть высота безысходности! А сегодня она ушла от меня. Так вот...
может, вы мне сейчас скажете, что это такое - высота безысходности?
В это время выскочила из детской Кролик - ей было до всего дело в
полночный час. Как и самой Евдокии, когда ей было семнадцать лет. При виде
томно-мрачного Юрия дочь протерла глаза и строго спросила:
- А жена во сколько ушла от вас?
Ответил им человек, у которого, когда ушла жена, словно половина тела
отпала, поэтому он все время проверял, на месте ли оставшиеся части; например,
под видом поправки галстука щупал, тут ли шея.
- Люба (вдох) ушла (выдох) в десять часов (вдох) тринадцать минут (выдох)
утра!
- Кроличек, иди-ка ты спать! - посоветовала Евдокия.
Но Кролик не ушла. А в коридор вышла еще и кошка.
- Вот и Мусе любопытно, - сказала Кролик.
- Вся кошка состоит из шерсти и любопытства, - зевнула Евдокия.
Кролик поняла, что мать зевает намеренно, и сказала Юрию:
- Жена уже не вернется, у нее теперь другие циклы работают, - туманно, но
в то же время по-подростковому жестко объясняла она. - Вы завтра с утра должны
искать другую жену! Да когда найдете, в первую очередь спросите, не училась ли
она у моей мамы по литературе. Если и вторая училась у маменьки, то бегите от
нее изо всех сил...
Напрасно Кролик старалась: мрачный Юрий был в таком горе, в таком... Он,
кажется, даже не замечал, какого он пола.
- Так что же это такое - высота безысходности?
Евдокия нервно заколыхалась:
- Язык культуры нужно долго осваивать. Вот если бы вы учились у меня в
классе, а потом...
- Спалить бы такую культуру, - по-хамски оборвал незваный гость Евдокию, а
про себя до
