Горький Максим - Мальва
А.М.Горький
Мальва
Море - смеялось.
Под легким дуновением знойного ветра оно вздрагивало и, покрываясь
мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу
тысячами серебряных улыбок. В глубоком пространстве между морем и небом
носился веселый плеск волн, взбегавших одна за другою на пологий берег
песчаной косы. Этот звук и блеск солнца, тысячекратно отраженного рябью
моря, гармонично сливались в непрерывное движение, полное живой радости.
Солнце было счастливо тем, что светило; море - тем, что отражало его
ликующий свет.
Ветер ласково гладил атласную грудь моря; солнце грело ее своими
горячими лучами, и море, дремотно вздыхая под нежной силой этих ласк,
насыщало жаркий воздух соленым ароматом испарений. Зеленоватые волны,
взбегая на желтый песок, сбрасывали на него белую пену, она с тихим звуком
таяла на горячем песке, увлажняя его.
Узкая, длинная коса походила на огромную башню, упавшую с берега в
море. Вонзаясь острым шпилем в безграничную пустыню играющей солнцем воды,
она теряла свое основание вдали, где знойная мгла скрывала землю. Оттуда, с
ветром, пролетал тяжелый запах, непонятный и оскорбительный здесь, среди
чистого моря, под голубым, ясным кровом неба.
В песок косы, усеянной рыбьей чешуей, были воткнуты деревянные колья,
на них висели невода, бросая от себя паутину теней. Несколько больших лодок
и одна маленькая стояли в ряд на песке, волны, взбегая на берег, точно
манили их к себе. Багры, весла, корзины и бочки беспорядочно валялись на
косе, среди них возвышался шалаш, собранный из прутьев ивы, лубков и рогож.
Перед входом в него на суковатой палке торчали, подошвами в небо, валяные
сапоги. И над всем этим хаосом возвышался длинный шест с красной тряпкой на
конце, трепетавшей от ветра.
В тени одной из лодок лежал Василий Легостев, караульщик на косе,
передовом посте рыбных промыслов Гребенщикова. Лежал он на груди и,
поддерживая голову ладонями рук, пристально смотрел в даль моря, к едва
видной полоске берега. Там, на воде, мелькала маленькая черная точка, и
Василию было приятно видеть, как она все увеличивается, приближась к нему.
Прищуривая глаза от яркой игры солнечных лучей на волнах, он довольно
улыбался: это едет Мальва. Она приедет, захохочет, грудь ее станет
соблазнительно колыхаться, обнимет его мягкими руками, расцелует и звонко,
вспугивая чаек, заговорит о новостях там, на берегу. Они с ней сварят
хорошую уху, выпьют водки, поваляются на песке, разговаривая и любовно
балуясь, потом, когда стемнеет, вскипятят чайник чая, напьются со вкусными
баранками и лягут спать... Так бывает каждое воскресенье, каждый праздник на
неделе. Рано утром он повезет ее на берег по сонному еще морю, в
предрассветном свежем сумраке. Она, дремля, будет сидеть на корме, а он
грести и смотреть на нее. Смешная она бывает в то время, смешная и милая,
как сытая кошка. Может быть, она соскользнет с лавочки на дно лодки и уснет
там, свернувшись в клубок. Она часто делает так...
В этот день даже чайки истомлены зноем. Они сидят рядами на песке,
раскрыв клювы и опустив крылья, или же лениво качаются на волнах без криков,
без обычного хищного оживления.
Василию показалось, что в лодке не одна Мальва. Неужели опять Сережка
привязался к ней? Василий тяжело повернулся на песке, сел и, прикрыв глаза
ладонью, с тревогой в сердце стал рассматривать, кто еще там едет? Мальва
сидит на корме и правит. Гребец - не Сережка, гребет он неумело, с Сережкой
Мальва не стала бы править.
-
