Горький Максим - Михаил Вилонов
А.М.Горький
Михаил Вилонов
Один из хороших советских поэтов, Дмитрий Семёновский, в стихотворении
своём "Слава злобе", напечатанном, если не ошибаюсь, в одном из номеров
"Прожектора" за прошлый год, сказал:
Мне тяжело, когда, подобя
Людей зверям, слепая кровь
Темнит их взор. Но - слава злобе,
Воинствующей за любовь!
Если бы это четверостишие говорило не о злобе, а о более глубоком и
творческом чувстве, чем она, - о ненависти, - я мог бы взять его эпиграфом
к моему воспоминанию о Михаиле Вилонове. Был такой Человек; думаю, что те
из товарищей, которые встречались с ним, чётко помнят его.
Он был создан природой крепко, надолго, для великой работы.
Монументальная, стройная фигура его была почти классически красива.
- Какой красивый человек! - восхищались каприйские рыбаки, когда
Вилонов, голый, грелся на солнце, на берегу моря.
Правильно круглый череп покрыт тёмным бархатом густых, коротко
остриженных волос, смуглое лицо хорошо освещено большими глазами, белки -
синеваты, зрачки - цвета спелой вишни; взгляд этих глаз сначала показался
мне угрюм и недоверчив. Лицо его нельзя было назвать красивым: черты
слишком крупны и резки, но, увидав такое лицо однажды, не забываешь
никогда. На бритых щеках зловеще горел матовый румянец туберкулеза.
Вилонов был рабочий, большевик; несколько раз сидел в тюрьме; после
1906 года тюремщики, где-то на Урале, избили его и, бросив в карцер, облили
нагого, израненного, круто посоленной водой. Восемь дней он купался в
рассоле, валяясь на грязном, холодном асфальте; этим и было разрушено его
могучее здоровье.
И в первые дни знакомства он вызвал у меня впечатление мрачного,
угнетённого болезнью, очень самолюбивого, зачитавшегося книг не по силе его
уму и подавленного книжностью. Мне рассказывали легенды о его партийной
работе в пятом-шестом годах, о его бесстрашии, нечеловеческой выносливости,
и я подумал, что человеку этому естественно было устать и что живёт он по
инерции, автоматически, как многие жили в ту пору.
Ошибиться было легко: я так много видел людей нервно истерзанных,
озлобленных до бешенства, до отчаяния, почти до безумия, - побеждённых и
смертельно уставших людей. Были и такие побеждённые, которые, казалось,
завидуют "торжеству победителей", гораздо сильнее, чем ненавидят их. Люди
этого типа, помня поговорку "победителей не судят", с явным и злым
пристрастием несчастливых игроков судили своих товарищей, тоже побеждённых,
но оказавшихся неспособными сложить оружие.
Вилонов на первых же выступлениях своих по организации преподавания в
Каприйской школе обнаружил удивительную страстность, прямоту мысли и
непоколебимую уверенность в правильности отрицательного отношения Владимира
Ильича к школе. Говорил он глуховатым голосом человека с больными лёгкими,
иногда вскрикивая несколько истерически, но я заметил, что он кричит
книжные слова лишь тогда, когда у него не хватает своих.
Меня, привыкшего слышать личные выпады и едкие колкости нервозных
людей, Вилонов очень радостно удивил сочетанием в нём пламенной страстности
с совершенным беззлобием.
- Ну, а чего же злиться? - спросил он меня в ответ на моё замечание. -
Это уж пусть либералы злятся, меньшевики, журналисты и вообще разные
торговцы старой рухлядью.
Помолчал и довольно сурово прибавил:
- Революционный пролетариат должен жить не злостью, а - ненавистью.
Затем, хлопая ладонью по колену своему, сказал с явным недоумением:
- Тут, у вас, какая-то чортова путаница: идея воспитания
профессиональных р
