Горький Максим - Нищенка
А.М.Горький
Нищенка
- Теперь я пойду прогуляться! - вслух произнёс Павел Андреевич, бросил
перо, зевнул, вытянулся в кресле и меланхолично засвистал.
Ему хорошо поработалось, он чувствовал себя бодрым и довольным. Завтра
он скажет в суде две пустяковые речи, затем выступит ещё два раза - и
сессия кончена. Можно будет взять маленький отпуск и поехать в Крым
посмотреть на ласковое море и знойное южное небо... У него есть уже
репутация талантливого оратора и хорошего законоведа; он вправе ожидать в
близком будущем назначения в прокуроры, и жизнь ему не кажется ни
утомительной, ни дурной; она скучна, если смотреть на неё слишком
пристально, но зачем же нужно именно так смотреть? Едва ли что-нибудь,
кроме миллиона терзаний, даст такое отношение к ней, к этой жизни, которую
так много раз пытались разгадать и не разгадали; и едва ли разгадают
когда-либо...
"Наша жизнь вся сполна нам судьбой суждена!" - незаметно для себя
сбился Павел Андреевич на философию Ламбертучио и, просвистав опереточный
куплет в неподходяще минорном тоне, улыбнулся, снова зевнул и, встав с
кресла, крикнул:
- Ефим!
Затем умеренно самодовольно оглянулся вокруг себя.
Его рабочая комната, обставленная комфортабельной мебелью без бьющего
на эффект шика, а с солидной красотой и удобством, теперь богато залитая
молодым ярким солнцем последних дней апреля, смотрела на него своими
стенами и украшениями так ласково и светло, что ещё более усиливала в нём
хорошее, тёплое ощущение сладости бытия.
- Ефим! - снова позвал он.
- Я здесь!
Из-за тяжёлой коричневой портьеры, пышными складками закрывавшей
дверь, высунулась пушистая седая голова, и на Павла Андреевича выразительно
уставилась пара добрых старческих глаз, тонувших в кудрявой серебряной
бахроме бороды и бровей.
- Иду гулять, братец; часам к семи приготовь самовар. Больше ничего.
- А ежели кто спрашивать вас будет?
- Скоро приду. Но некому.
- А может, гости придут?
- Ну, какие же к нам с тобой ходят гости, Ефим?
- Точно, что не ходят!
- Так что же ты спрашиваешь?
- А для порядку. Это уж так всегда в хороших домах лакей спрашивает у
бар, коли они изволят куда отлучаться.
- Ага, вот что! - И, добродушно-скептически улыбнувшись, Павел
Андреевич надел пальто и вышел на улицу.
Чисто выметенная и ещё сырая от недавно стаявшего снега улица была
пустынна, но красива выдержанной и немного тяжёлой красотой. Большие белые
дома с лепными украшениями по карнизам и в простенках между окнами,
окрашенные в тонко розоватый оттенок весенними лучами заходящего солнца,
смотрели на свет божий философски сосредоточенно и важно. Стаявший снег
смыл с них пыль, и они стояли почти вплоть друг к другу такими чистыми,
свежими, сытыми. И небо сияло над ними так же солидно, светло и довольно.
Павел Андреевич шёл и, чувствуя себя в полной гармонии с окружающим,
лениво думал о том, как хорошо можно жить, если не требовать от жизни
многого, и как самонадеянны и глупы те люди, которые, обладая грошами,
требуют себе от жизни на рубли. Странное племя! Жизнь учит их и учит так
жестоко, а они всё-таки продолжают бесноваться, не умея найти себе
надлежащей точки опоры, не умея привести свои способности в гармонию с
своими желаниями...
Думая так, механически и безмятежно, он не заметил, как вышел на
набережную улицу.
Перед ним внизу стояло целое море воды, холодно блестевшей в лучах
солнца, далеко на горизонте медленно опускавшегося в неё. Река, как и
отражённое в ней небо, была торжественно покойна. Ни волн
