Горький Максим - Рождение Человека
Максим Горький
РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
Это было в 92-м, голодном году, между Сухумом и Очемчирами, на берегу реки
Кодор, недалеко от моря - сквозь веселый шум светлых вод горной речки ясно
слышен глухой плеск морских волн.
Осень. В белой пене Кодера кружились, мелькали желтые листья лавровишни,
точно маленькие, проворные лососи, я сидел на камнях над рекою и думал, что,
наверное, чайки и бакланы тоже принимают листья за рыбу и - обманываются, вот
почему они так обиженно кричат, там, направо, за деревьями, где плещет море.
Каштаны надо мною убраны золотом, у ног моих - много листьев, похожих на
отсеченные ладони чьих-то рук. Ветви граба на том берегу уже голые и висят в
воздухе разорванной сетью; в ней, точно пойманный, прыгает желто-красный
горный дятел-расудук, стучит черным носом по коре ствола, выгоняя насекомых, а
ловкие синицы и сизые поползни - гости с далекого севера - клюют их.
Слева от меня по вершинам гор тяжело нависли, угрожая дождем, дымные
облака, от них ползут тени по зеленым скатам, где растет мертвое дерево
самшит, а в дуплах старых буков и ляп можно найти "пьяный мед", который, в
древности, едва не погубил солдат Помпея Великого пьяной сладостью своей,
свалив с ног целый легион железных римлян; пчелы делают его из цветов лавра и
азалии, а "проходящие" люди выбирают из дупла и едят, намазав на лаваш -
тонкую лепешку из пшеничной муки.
Этим я и занимался, сидя в камнях под каштанами, сильно искусанный
сердитой пчелой, макал куски хлеба в котелок, полный меда, и ел, любуясь
ленивой игрою усталого солнца осени.
Осенью на Кавказе - точно в богатом соборе, который построили ве'ликие
мудрецы - они же всегда и великие грешники,- построили, чтобы скрыть от зорких
глаз совести свое прошлое, необъятный храм из золота, бирюзы, изумрудов,
развесили по горам лучшие ковры, шитые шелками у тюркмен, в Самарканде, в
Шемахе, ограбили весь мир и все - снесли сюда, на глаза солнца, как бы желая
сказать ему:
- Твое - от Твоих - Тебе.
...Я вижу, как длиннобородые седые великаны, с огромными глазами веселых
детей, спускаясь с гор, украшают землю, всюду щедро сея разноцветные
сокровища, покрывают горные вершины толстыми пластами серебра, а уступы их -
живою тканью многообразных деревьев, и - безумно-красивым становится под их
руками этот кусок благодатной земли.
Превосходная должность - быть на земле человеком, сколько видишь
чудесного, как мучительно сладко волнуется сердце в тихом восхищении пред
красотою!
Ну да - порою бывает трудно, вся грудь нальется жгучей ненавистью и тоска
жадно сосет кровь сердца, но это - не навсегда дано, да ведь и солнцу, часто,
очень грустно смотреть на людей: так много потрудилось оно для них, а - не
удались людишки...
Разумеется, есть немало и хороших, но - их надобно починить или - лучше -
переделать заново.
...Над кустами, влево от меня, качаются темные головы: в шуме волн моря и
ропоте реки чуть слышно звучат человечьи голоса - это "голодающие" идут на
работу в Очемчиры из Сухума, где они строили шоссе.
Я знаю их - орловские, вместе работал с ними и вместе рассчитался вчера;
ушел я раньше их, в ночь, чтобы встретить восход солнца на берегу моря.
Четверо мужиков и скуластая баба, молодая, беременная, с огромным вздутым
к носу животом, испуганно вытаращенными глазами синевато-серого цвета. Я вижу
над кустами ее голову в желтом платке, она качается, точно цветущий
подсолнечник под ветром. В Сухуме у нее помер муж - объелся фруктами. Я жил в
бараке среди этих людей:
