Горький Максим - Семен Подъячев
А.М.Горький
Семен Подъячев
Семён Павлович Подъячев - крестьянин Московской губернии, Дмитровского
уезда. Ему теперь седьмой десяток лет, он живёт в деревне обычной мужицкой
жизнью, которая так просто и страшно описана в его книгах. У него огородный
надел земли, которую он сам обрабатывает, плохонькая избёнка, малограмотная
жена - всё, как следует у настоящего мужика.
В 1902 году в "Русском богатстве" были напечатаны очерки "Мытарства (В
работном доме)", подписанные новым именем - Семён Подъячев. Либеральная
печать, рассматривая эти очерки как материал "обличительный", подняла шум,
обрушилась на "отцов города" Москвы с упрёками по поводу порядков в
"работном доме", что вызвало ревизию этого учреждения. Эти правдивые очерки
принесли немало похвал автору, - хвалили его за уменье просто и бесстрашно
писать жестокую правду.
Очень хорошо помню, что первое чтение этих новых очерков вызвало у
меня впечатление не лестное для автора: так писали и пишут многие. Но отдел
беллетристики "Русского богатства" редактировал В.Г.Короленко, его оценкам
я верил, а очерки Подъячева были напечатаны "на первом месте", - этим
редакторы подчеркивали значительность произведения, предлагаемого читателю.
Прочитав очерки ещё раз, я уловил в тоне рассказа Подъячева нечто
напоминающее мне "Нравы московских закоулков" Воронова и Левитова -
писателей, которым были чужды сентиментализм и слащавость
народопоклонников. А кроме этого, почуялось и ещё что-то от самого
Подъячева, что-то почти неуловимое, но своеобразное.
Следя за его дальнейшими рассказами, я понял, что пишет их человек
"простой", но чуткой души, горестно недоумевающий перед жизнью. Семён
Подъячев рассказывал о деревне подлинно русским языком Московской области,
не стараясь приукрашивать его чужими словами; рассказывал задумчиво, не
громко и всегда как бы в тоне вопросов: "Разве это всё можно считать
человеческой жизнью? Разве такими должны быть люди? Но разве в этих
условиях могут они быть иными?"
Я тогда ещё не знал, что он "мужик", живёт в деревне, "крестьянствуя",
что он очень беден, а однодеревенцы не любят его и смеются над ним за то,
что он "пишет". В тихом тоне его рассказов я слышал странную беспощадность,
в которой однако не чувствовалось жестокосердия. Рассказывая, как честный
свидетель, он не берёт на себя роль судьи, но он суровее судьи в упрямой
твёрдости, с которой изображает людей так, как видит и чувствует их. Он
знает их, как мозоли на своей ладони труженика, как боль своих мускулов.
Подъячев написал и издал немало книг своих рассказов, продолжая жить
так мучительно, как это изображено им во множестве произведений.
Малограмотной жене, замученной работой, частыми родами, вознёю с детьми,
чужд и непонятен муж, который по ночам, согнувшись в три погибели над
столом, всё что-то пишет при тусклом свете керосиновой двадцатикопеечной
лампы. Мужикам-однодоревенцам тоже непонятен и подозрителен этот человек,
который и говорит и думает не так, как привыкли они. Впрочем, нет
надобности рассказывать о жизни С.Подъячева, - он сам достаточно
красноречиво говорит о ней.
Но вот какие мысли возбуждают его рассказы: лет пятьдесят почти все
русские писатели усиленно и чувствительно изображали русского мужика как
существо особого типа, которое прежде всего жаждет "божьей правды", а затем
земли. Писали как о пьянице "с горя и с радости", о драчуне, для которого
убить человека - пустое дело, а также как о "богоносце", призванном спасти
мир неисчерпаемой силой ве
